Вообще привык к более свободным отношениям, когда ни я не должен, ни женщина ничем не обязана.
С утра странный сизый туман, словно летом над болотом, но когда я подошел к окну, сразу закашлялся от морозного воздуха. Горло обожгло, как спиртом, крепостные стены внутреннего двора в снегу, столбы коновязи в инее, а земля скрыта под слоем пушистого, белого и нежного, как лебяжий пух, снега, что выпал ночью.
Вчера за весь день солнце так и не проглянуло сквозь плотный слой туч, даже не туч, а многослойного толстого одеяла, накрывшего мир от горизонта и до горизонта. Сегодня намечается нечто похожее на надежду: на западе проступает сквозь облачный слой мутно-багровое, сейчас там еще догорает заря, похожая на брошенный костер, а потом, возможно, солнце все-таки разгонит муть.
Я послал слугу с напоминанием, что хотел бы до наступления ночи закончить все дела и вернуться к себе. На меня посмотрели с кривыми улыбками: раз лорд шутит, и пусть так глупо, надо улыбаться. Ближе к обеду явился придворный, учтиво кланялся и многословно рассказывал, что Его Величество в своих бдениях не забывает о своих подданных и в своей милости вот вспомнил обо мне и сейчас изволил пригласить к себе в покои…
С трудом удержался, чтобы не напомнить, что я не подданный Барбароссы, потом подумал, а что это, всем доказываю, словно сам не уверен, комплексы какие-то, я же орел, а орлы мышей не бьют.
– Веди, – велел я. – Хотя вообще-то дорогу я и сам знаю.
– Нет-нет, – воскликнул он поспешно. – Это моя почетная обязанность, я никому ее не уступлю.
– Это чего? – спросил я с подозрением. – Проследишь, чтоб я по дороге столовое серебро не спер?
– Сэр Ричард, как можно! – вскрикнул он шокированно. – Неужели вы станете воровать такую мелочь?
– Не стану, – заверил я. – Мелочь – не стану.
И все-таки всю дорогу он посматривал недоверчиво и следил за моими руками, особенно когда я проходил мимо крупной дорогой мебели.
Я прикидывал, что сэр Уильям после моего ухода сразу же принялся с энтузиазмом разрабатывать проекты масштабных торговых договоров от имени короля Фоссано с гроссграфом Армландии, это в его характере. Сам Барбаросса тоже мог бы внести пару толковых дополнений, только отец Феофан все еще сомневается в моих добрососедских намерениях и полной лояльности к королю Барбароссе.
Конечно, Барбаросса тоже вряд ли поверил целиком и полностью, положение обязывает никому не верить, на то и король, но я пока еще не подводил, и сейчас вроде бы все экономические предпосылки к тому, что Армландия и без войны будет привязана к Фоссано крепче, чем расположенными там королевскими войсками.
Провожатый оставил меня у дверей королевских покоев, на лице безграничное почтение, я кивнул и перешагнул порог.
В королевском логове помимо короля – сэр Уильям, отец Феофан и некий молчаливый сеньор, немолодой, сумрачный и посматривающий исподлобья. По тому, как все выглядят и держатся, я ощутил, что собрались задолго до моего прихода, успели поспорить и поругаться насчет статей договора. Я приветствовал всех с тем воодушевлением, которого не жалко, все равно сейчас уеду. Мне ответили хмурыми взглядами и сдержанными поклонами.
Барбаросса смотрит зверем, но это его обычный вид, король должен быть недоверчив, особенно – узурпатор. Я сказал громко и радостно:
– Я рад, что договор осталось только подписать! Все-таки глобализация неизбежна, сепаратизм не имеет будущего.
Сэр Уильям спросил с недоумением:
– Не имеет? Но королевства дробятся и дробятся… Отец Феофан добавил со вздохом:
– Что королевства… Империи распадаются на такие мелкие уделы, что и подумать страшно.
– Трудности роста, – заверил я. – Интеграция неизбежна. Мы начнем ее с заключения взаимовыгодных договоров и долгосрочных торговых связей. Нужно скрепить страны взаимной торговлей и обменом ресурсами так, чтобы любая война была весьма разорительной для обеих сторон. И тогда любой лорд трижды подумает, прежде чем… ну, вы понимаете.
Сэр Уильям кивал, однако отец Феофан сказал настороженно:
– Сэр Ричард, что-то вы не то говорите.
Я посмотрел на его строгое лицо, отец Феофан поднял руку к горлу и крепко сжал в ладони крестик. Барбаросса тяжело вздохнул. Я сказал торопливо:
– Совершенно верно, отец Феофан, вы ухватили самую суть! Нет на свете таких мирских ценностей, ради которых нужно отказаться от даже самого малого бриллиантика духовности. А за духовность нужно сражаться до последней капли крови, не говоря уже о презренных материальных ценностях… Если потерять духовность, то зачем все мирские блага? У человека нет ничего, кроме души!.. Лучше сжечь всю страну, испепелить города и села, перебить в сражениях или уморить от голода все население, но зато спасти их души!
Отец Феофан перевел дыхание и кивал с полным одобрением.
– Как вы правы, сэр Ричард! Я поклонился.
– Я ж истинный сын церкви, отец Феофан.
– Да, я вижу ваше рвение, сын мой. Но все-таки… мне больно такое говорить, но слегка умерьте свой пыл.
Я удивился:
– Почему?
Он горестно вздохнул.
– Это мы с вами знаем, что у человека нет ничего, кроме души. Но простые люди этого не знают, цепляются за мирские блага, за плотские утехи… Если слишком резко сказать им всю правду, не поверят. И еще нельзя их силой тащить в царство небесное…
– А как насчет, – уточнил я деловито, – строительства царства небесного на земле?
Он вздохнул еще печальнее.
– Только очень медленно и очень осторожно, сын мой. Не забывай, Господь создал людей из глины, а от себя вдохнул только искорку! Ма-а-алую, совсем малую. Раздувать надо медленно и бережно. И царство Божье можно начинать строить только с теми, у кого искорка возгорится в пламенный огонь… в смысле, в жаркое пламя.
Я вздохнул, развел руками, но прикусил язык. Хотел сострить еще, всегда можно найти, над чем приколоться, но стало стыдно. Я хоть и самый умный и вообще крут, но отец Феофан говорит серьезные и правильные вещи, а я, малолетний идиотик, что никак не вырастет, – ерничаю по своему обыкновению. Тот, кто прикалывается, как бы всегда умнее того, над кем ехидничают. Ну, типа студент умнее профессора! Ага, как же, умнее.
Глава 11
В зал вошли один за другим пышно одетые слуги, у всех в руках тяжело груженные едой подносы, молча и без лишних движений вышколенно расставили по столу жареных гусей, рябчиков, поджаренное баранье мясо с торчащими ребрышками, тут же исчезли, словно испарились.
Мы с сэром Уильямом терпеливо дождались, пока король обратит внимание на еду, тут же отдали ей должное, с урчанием разрывая прожаренные тушки пополам и отправляя горячее и сочное мясо в желудки. Прожевав, я охнул и сказал торопливо: