Неон, она и не он - читать онлайн книгу. Автор: Александр Солин cтр.№ 122

Расстроена ли она? Вовсе нет! Ее отвергнутое намерение все же принесло свои плоды. Она смело заявила о своих помыслах ему, себе и Володе, и каждый ощутил щетинистую угрозу ее нешуточной решимости: нет сомнения – если бы жених согласился, она бы ее подтвердила! Можно считать, что выстрел, пусть и холостой, так или иначе прозвучал, она не унизила себя в его глазах, и ее целомудрие осталось при ней.

«Она чиста и благонравна!» – возликовал он после ее смущенного растерянного признания. Он и раньше не мог представить ее за таким занятием, и теперь его неистовая вера вознаградилась небывалым облегчением. Эта чудесная новость, никогда не стоявшая в очереди благих вестей, где первой, потеснив остальных, нервничала весть о том, что она его любит, неожиданно и необыкновенно воодушевила его.

Зная женщин достаточно, он давно подметил ту их особенность, что в любовных делах их благопристойность кратковременна. Рано или поздно все его подружки отправлялись пастись на упитанные лужайки его груди и живота и, пощипывая мягкую кучерявую растительность, прокладывали, в конце концов, тропинку к подбрюшью, где и завершали свое превращение в кухарок, что бы они о себе после этого ни думали.

В свое время, когда он с одной из своих одалисок впервые познал это острое удовольствие, он несколько дней, глядя на яркие женские рты, пухлые бантики губ и их капризную игру, испытывал насмешливое восхищение от их убедительной невинности, и пока они лепетали, вещали, лгали, представлял, чем они, облизываясь, занимаются по ночам. Он не был брезглив, скорее, не мог взять в толк, зачем женщине к унижению, так сказать, естественному добавлять еще и добровольное. Вот почему его так расстроила ее недавняя попытка примерить платье простолюдинки. И если оно ей тогда не подошло, это вовсе не означало, что она не попытается примерить его еще раз. Но он никогда не позволит ей этого сделать, никогда! Жертва слишком велика, чтобы ее принять!

– Между прочим, из всех моих подруг я единственная, кто этого еще не делал… – пробормотала она, засыпая в его объятиях.

– Значит, пора менять подруг… – пожелал он ей вместо спокойной ночи.

В начале декабря Феноменко вызвал ее и сказал:

– Хочу, чтобы ты поехала со мной в Париж.

– Это исключено! – не задумываясь, отвечала она. – У тебя теперь для этого есть Лидия.

– Наташа, мне нужна твоя квалификация, твой профессионализм, и ничего больше! – терпеливо и покладисто пояснил он.

– Леша, я не поеду, извини, – отвечала она. – Возьми Юльку. Все документы я подготовлю…

– Наташа, в этот раз никто не справится, кроме тебя! – побежали по его голосу трещины раздражения.

– Леша, я не поеду! – упрямо повторила она.

– Тогда зачем ты мне нужна? – грубо воскликнул он.

– Хорошо, я уйду! – встала она и повернулась, чтобы уйти насовсем.

– Хорошо, готовь документы! – догнал ее на полпути его раздраженный голос.

В тот же вечер за ужином она рассказала ему о предложении Феноменко и ее решительном отказе. Помрачнев, он слушал, играя желваками.

– Если бы он стал настаивать, я бы ушла, честное слово, ушла! – говорила она, спокойно и открыто глядя на него.

Он молчал, прятал глаза, и она, покинув место напротив, села рядом с ним, взяла его руку и попросила:

– Ну, посмотри на меня!

Он нехотя повернул к ней обледенелое лицо.

– Димочка, я все понимаю! Понимаю, как тебе тяжело, но прошу – потерпи еще немного! Поверь, я там не из-за денег – из-за профессии!

Он растопил ту часть лица, где губы и, скривив их, сказал:

– День, когда ты уйдешь от него, я попрошу объявить праздничным…

Уколовшись о ледяные иглы его глаз, она вдруг ощутила всю унизительность его положения, о которой раньше не задумывалась.

– Хорошо, давай сделаем так! – вдруг решилась она. – Я работаю там до свадьбы. Сразу после свадьбы я ухожу!

И лукаво улыбнулась:

– Хотя нет, не после свадьбы – после медового месяца! Ведь у нас будет медовый месяц? А где? – затормошила она его.

И тут уж тропическое ванильное солнце затопило мрачный питерский край. Смягченный коралловыми мечтами, он неосторожно сказал:

– Знаешь, честно говоря, я уже боюсь всех этих курортов…

– Прошу тебя, не напоминай… – скривилось, как от зубной боли ее лицо. Она встала и ушла. Он нашел ее в дальней комнате у окна, подошел и обнял:

– Прости меня…

– Это ты меня прости! – порывисто обернулась она и укрылась в его сочувственных объятиях.

В середине декабря Наташу, чего давно с ней не случалось, одолел сильный грипп, и она впервые за время их знакомства оказалась в беспомощном положении. Поскольку хворь эта, как и все прочие, есть лишь регулярное ожесточение той невидимой космической битвы, которую организм, постепенно сдавая позиции, ведет на протяжении всего отпущенного ему срока, то задача терпеливого и беспомощного наблюдателя, каким является наша рефлектирующая часть, заключается в том, чтобы не мешать ему и по возможности облегчать его участь. А потому жених окружил ее материальным полем нежнейшего сострадания.

Два дня он боролся с температурой, которая нехотя отступала на полтора шага и, окрепнув, возвращалась к тридцати девяти с половиной, заставляя Наташу скидывать одеяло и в жарком ознобе разбрасывать руки и ноги. Он поил ее клюквенным морсом, водружал мокрую салфетку на лоб и обтирал тело. Обжигая губы об ее кожу, он приговаривал нежно и тихо, почти как Мишка: «Бедная моя девочка, ей так плохо…», чем вызывал у нее молчаливое беспомощное раздражение.

Дождавшись, когда патентованные порошки погружали ее в дрему, он на цыпочках уходил на кухню, где сидя за столом с кошкой Катькой на коленях, прислушивался, когда в тишине раздастся ее слабый зов. Радуясь втайне, что ухаживая за ней, может проводить рядом с ней весь день напролет, он мечтал лишь об одном – успеть поставить ее на ноги до того, как свалится сам.

В один из приступов головокружительного жара, когда ее ладья плыла под черным небом среди красных и фиолетовых цветов, она, разлепив ресницы, увидела склоненное к ней жалостливое, страдающее лицо жениха.

«Какой у него смешной вид… – удивилась она. – Володя никогда так не смотрел… Володя был мужественный… Ах, какие у нас с ним могли быть красивые, сильные, веселые дети!»

Потом была ужасная ночь, когда она, помешивая в голове горячечное бредовое месиво, пыталась найти смысл в том бессвязном, распадающемся совокуплении прошлого и будущего, за которое она желала зацепиться, на которое хотела опереться. В бреду она скидывала с себя сухое горячее одеяло, и тогда он просыпался, вставал, поил ее морсом и обтирал мокрой салфеткой. К вечеру наступившего дня она вдруг сильно вспотела, и жар ушел. Радуясь, он переодел ее и, сидя на краю кровати, держал за руку. Она лежала, ослабевшая, со слипшимися на лбу волосами, как после забега на длинную дистанцию и устало улыбалась.