Пуля для депутата - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Рыбин cтр.№ 12

Вот и сейчас — вставил в разговор фразу о «понятиях», явно желая уязвить своего собеседника. Сергей Петрович это прекрасно понял, что было видно по окаменевшему вмиг лицу, по дрогнувшим бровям и по глубокому вдоху, за которым он пытался скрыть мгновенную волну ненависти к пришлому лоху, который еще и издевается над «самым святым».

Бурый (такова в действительности была фамилия Сергея Петровича, превратившаяся давным-давно в кличку) сам не очень высоко ставил «понятия» и всегда поступал только исходя из здравого смысла, как он его понимал, то есть из соображений личной выгоды. Никаких других правил Бурый не признавал, но к «понятиям» на людях высказывал уважение, используя их как инструмент управления своими, да и чужими «братками».

— Ну, вот что. Я тебя принял, это уже много. Ты сейчас никто. Понял?

Максимов молчал.

— Понял, я спрашиваю? Молчишь? Ладно, молчи. И запомни: что упало — то пропало. Усек? Я ведь цацкаться не буду…

— Мне нужно деньги получить, — прервал его Максимов.

Бурый вытаращил глаза:

— Чего? Деньги? За что это?

— За работу.

— За какую, на хрен, работу?

— Я здесь работаю.

— Ты, кажется, дорогой мой, умом тронулся!

— Ничего подобного. У тебя в отделе кадров моя трудовая книжка лежит.

Бурый несколько секунд не понимал, что имеет в виду этот борзый мужик — пришел и требует какие-то деньги! Потом наконец сообразил.

— То есть… В смысле… Официально?

— В смысле — официально. Я здесь работаю ночным администратором. По крайней мере, так в трудовой книжке написано. И меня еще никто не увольнял. А моя зарплата? Пока меня не было, наверное, на депонент ушла? Я ведь года два ее не получал. Все недосуг было как-то.

— Ну ты и змей, — с непонятным выражением лица сказал Бурый. — Лена!

На крик тут же появилась та самая официантка, которая накрывала на стол.

— Леночка, будь любезна, зайди к Александру Никифоровичу, пусть выдаст тебе трудовую книжку этого… Господина… Как бишь его? Максимов. Вот. И денег пусть даст… Сколько в месяц у тебя по договору?

— Триста рублей.

«Во дает! — подумал Карпов. — Я и не знал, что у Николаича трудовая лежала в «Пальме». А с другой стороны — бандит, не бандит, а с налоговой ему проблемы ни к чему. Вот и платил в бюджет с зарплаты в триста «деревянных». Знали бы они, сколько он на самом деле имел! А ведь этого никто не знает… — Он внимательно посмотрел на Николая Николаевича. И я не знаю».

— Вот, пусть даст тебе девятьсот. Скажи: я приказал. Давай пулей!.. Да, — спохватился Бурый. — И пусть напишет приказ на увольнение за прогулы… Он знает. На того же Максимова.

Лена исчезла, и над столом повисла напряженная, нехорошая пауза.

— А с другом своим меня почему не познакомишь? — спросил наконец Бурый.

— А вы не знакомы?

— Почему? Я-то его знаю…

Карпов напрягся. Это откуда еще знает его Бурый? В то время, когда Толя Карпов работал следователем городской прокуратуры, Бурого еще и в Питере-то не было. Сидел у себя в Сибири. Силу набирал.

— Ну, если знаешь, то и ладно, — нехотя ответил Максимов. И хотел сказать еще что-то, но тут появилась Лена с бумагами.

— О, быстро ты, молодец! — Бурый одобрительно кивнул головой. — Все в порядке?

— Да. — Лена аккуратно положила перед Бурым лист бумаги, трудовую книжку и несколько купюр.

— Вот, держи… — Сергей Петрович протянул Максимову трудовую. — Уволен по статье тридцать третьей — за прогулы, — ехидно прокомментировал Бурый. — А это расчет. — Он двинул ладонью по столу, подталкивая деньги поближе к Максимову.

— Все, — сказал Бурый. — Свободны.

Максимов аккуратно убрал трудовую книжку в карман пиджака, не спеша сложил вчетверо приказ об увольнении. (Карпов молча наблюдал за этим спектаклем, который разыгрывали два бандита, и ждал, чем же все это кончится — не полез бы Максимов в драку!) Затем спрятал его в бумажник вместе с деньгами и поднялся из-за стола.

— Пойдем, Толя.

— Во-во, — кивнул Бурый. — Идите уже, Толя, с хозяином своим. А то у меня еще дела. Как говорится, деньги будут — заходите.

— Зайдем, зайдем, — сквозь зубы прошипел Максимов. — Не волнуйся. Увидимся еще.

— Да? Как страшно!

— Я ведь с приказом твоим не согласен. Попытаюсь обжаловать. В профкоме.

— Ладно, хватит тут выдрючиваться! Валите отсюда! Диму я вам, так и быть, прощаю…

Когда Николай Николаевич и Карпов вышли на Пушкинскую и дверь бывшей «Пальмы» за ними захлопнулась, Карпов положил руку на плечо своему бывшему боссу:

— Не переживай, Николаич. Подумаешь — мразь всякая куражится.

— А я и не переживаю. Мы еще поглядим, кто будет последним куражиться. Ты лучше туда посмотри.

Карпов взглянул в ту сторону, куда Максимов лениво махнул рукой, и увидел ту самую серую «Волгу», что преследовала их на набережной. Машина стояла в трех метрах от их «Форда». Внутри «Волги» никого не было.

— Ну, что скажешь? — спросил Николай Николаевич.

Карпов промолчал. Нехорошие предчувствия, которые он начал испытывать еще утром, постепенно обретали реальность.

— Я бы ей засадил, — сказал Комар, внимательно глядя на экран телевизора. Он сидел, утопая в мягком кресле, своими габаритами больше напоминавшем поставленную «на попа» кровать.

— Ты лучше подумал бы о том, что нам теперь делать! — процедил сквозь зубы Гриб.

— Что делать? Да ничего не делать. Один гикнулся, другой найдется.

— Ну ты и дурак! Извини, конечно, но вообще же не въезжаешь. Это тебе что — в очко фраеров обувать? Ни хрена не соображаешь! Ты прикидываешься или вправду такой тупой?

— Вправду. Не понимаю, чего ты трясешься, Гриб?

— Трясусь? Во-первых, я не трясусь. Я расстраиваюсь. В этого Маликова столько было уже вложено, и вот так — одним махом все прахом…

— Поэт! — Комар не отрывался от телевизора. А все-таки я бы ей засадил… Наверное, трахается так, что температура воздуха поднимается в городе. Градусов на пять.

— Не поднимается, — угрюмо пробурчал Гриб.

— Да?

— Да. Я знаю. Не особенно она и трахается… Так, лежит, как бревно. Разве что формы приятные имеет…

— А ты?..

— Ну, было дело. В столице. Нет, ничего баба, ничего, слов нет. Но не супер.

— Ну, Гриб, ты вообще!

— Не вообще, а в частности. Я кого попало не трахаю. Как ты. Выбираю себе почище. Потому и не болею.