Я стиснул челюсти, задавливая в себе страх, но все равно не ступил всем телом, а выдвинул ногу и пощупал ступеньку подошвой. И только ощутив сопротивление, решился встать на нее всем телом. Выдержала, зараза, я ступил на другую, все еще обмирая в смертельном ужасе, но тоже прошло, и я медленно потащился дальше вверх и вверх.
Сердце колотится, смертельный холод прокатился вдоль спинного хребта и проморозил спинной мозг до боли. Что-то огромное и ужасное приближалось ко мне быстро и неотвратимо, похожее на катящуюся с горы скалу. А я чувствовал себя привязанным у подножия, который не в состоянии даже сделать шаг в сторону.
Вся башня начала подрагивать, донесся зловещий гул. Ощущение непоправимой беды нарастало и нарастало, я уже сжался в ком, перестал дышать, а эта жуть все приближается, воздух стал плотнее, нагрелся. Я жадно хватая ртом, как рыба на берегу, но внутри оставалась ледяная глыба, и она становилась все тяжелее.
Пес завыл и попятился, шерсть вздыбилась, но я видел, что он дрожит всем телом. Я на бегу ухватился за выступы стены, чтобы не набежать на яркий свет впереди. Там появилась темная фигура в полтора моих роста, широкая и с толстыми ногами. Мои пальцы судорожно ухватились за рукоять молота, гигант шагнул в мою сторону, громадный и зловещий.
— Убей! — требовательно произнес я.
Молот вылетел с негромкими хлопками, удар, треск, молот описал дугу и влип рукоятью в ладонь с растопыренными пальцами.
Гигант отшатнулся, взмахнул обеими руками, стараясь удержаться на месте. Я швырнул молот снова, вкладывая в него всю мощь, прорычал зло:
— Убей!…
Молот ударил с силой бронебойного снаряда. Раздался сухой щелкающий треск, массивная грудь раскололась. Мелкие осколки брызнули в стороны, крупные начали рушиться на пол. На миг мне почудилось, что голова зависла в воздухе, затем и она рухнула на пол, упали руки, и только тогда качнулись и завалились ноги с нижней частью торса.
Отколовшиеся куски скреплены с остальными широкими липкими лентами, то ли силиконовыми нервами, то ли жилами, а эти куски начинают сближаться, скрипя по полу острыми гранями. Я поспешно прыгнул вперед, лезвие меча засверкало, я торопливо рубил эти связи, расчленял, раздвигал куски, и наконец горящие бешеной злобой рубиновые глаза погасли.
Я перевел дыхание, но кисло-сладкая струя воздуха колыхнулась и начала истончаться под действием неведомого сквозняка. Я застонал и помчался по этой струе, держа нос по ветру, как гончий пес.
Узкий коридор, а на том конце дверь отъехала в сторону, крохотная фигурка барона проскочила в щель. Я наддал, в груди раскаленный котел, горло горит, но успел в прыжке проскочить следом, показалось, что дверь закроется.
Барон у противоположной стены торопливо сорвал со стены и напяливал шлем, латы. Я остановился, хватая ртом воздух, а барон ухватил странного вида меч и с затравленно-ликующим видом развернулся ко мне.
Не понимаю этого вывиха, когда герои, отбросив пистолеты, сходятся в рукопашной, чтобы, дескать, выяснить, кто из них кто. Будь у меня пистолет в руке, я, не колеблясь, выпустил бы в мерзавца всю обойму, оставив один патрон для контрольного выстрела. Да и тот сделал бы с двух шагов, а то и с трех, но лук снять и наложить стрелу не успею, барон напрягся и следит за каждым движением. Закину руку за луком — тут же прыгнет, я окажусь в невыгодном положении.
— Ну что, мерзавец, — сказал я, тяжело дыша, — пришла пора и тебе, как твоим слугам…
— Не хвались, — сказал он быстро, — еще не знаешь, что тебя ждет.
За секунду до этого я уже прощупал помещение, ничего не обнаружил, но все равно жутко, однако ответил бодро:
— Врешь.
— Почему?
— Ты бил без предупреждения. Сейчас угрожаешь. Значит — патроны тю-тю. Он покачал головой:
— Уверен? А как насчет самой сильной защиты на последнем рубеже?
Я постарался улыбнуться как можно высокомернее:
— И ты бы предупредил?
Он дышал так же тяжело, как и я, но быстро приходил в себя. Я все никак не мог решить, навязать схватку сейчас, пока он не отдышался, или же пусть оба придем в себя. На лице Эстергазэ, наблюдающего за мной так же пристально, увидел отражение своих мыслей.
Я оглянулся на распахнутую дверь, так и не закрылась, барон слишком торопился добежать и схватить оружие.
— Не думаю, — прошипел он с удивлением и ненавистью, — что стал бы предупреждать… И откуда ты такой…
— Сейчас узнаешь, — пообещал я.
— Дурак, — вырвалось у него с растущей ненавистью. — Тупой дурак! Но ты узнаешь… Юг…
Усталое сердце начало снова гнать кровь в мышцы, я ответил с такой же злобой:
— А ты узнаешь, что такое… Север… и олень бескрайний…
На его лице метнулась то ли неуверенность, то ли испуг, но он сам сделал шаг в мою сторону, я услышал щелчок пальцами, барон выкрикнул два слова и ткнул пальцем в мою сторону.
Каменные изваяния ожили, зашевелились, мертвые глаза загорелись красным огнем. Одно за другим расправили крылья, и не успело первое сорваться с места, как барон захохотал и бросился на меня.
Я принял удар меча на щит, раздался протяжный звон. На спину бросилось тяжелое, удержался с трудом, отступил, и тут по всей комнате завертелся бешеный черный клубок, словно десяток Адских Псов хватают каменных гарпий, ломают крылья, бьют о стены, с хрустом перекусывают шеи.
Барон бешено осыпал ударами, я отступал, но всякий, кто защищается, проиграет, я собрался с духом и, взвинтив скорость, начал встречать такими же быстрыми и резкими ударами.
Меч Арианта высекал искры о его меч, панцирь и щит барона звенели и сыпали короткими злыми огоньками от моих ударов.
В глазах барона я видел растущее удивление, однако он успел бросить со злым торжеством:
— Что, не работает?
— Еще как, — прохрипел я.
— Да ну?
— А посмотри…
Мой меч, что простые доспехи рассекает, словно те из мешковины, отскакивает с раздраженным звоном, но на блестящем металле доспехов остаются глубокие следы.
Барон не рисковал отвести от меня взгляда, я сам начал теснить, осыпая ударами со всех сторон. Лицо его побагровело, покрылось мелкими капельками пота.
— Ничья, — бросил он сквозь стиснутые зубы. — Равные доспехи… равное оружие…
— И вечный бой…
— Что?
— Нет мира с королями!
Он не понял, я усилил атаку, улыбка на моем лице росла, барон вроде бы начал отступать, и вдруг острая сокрушающая боль вспорола мои нервы. Сверкающее лезвие чужого меча ударило в щель между пластинами моего доспеха на правом плече.
Рука повисла, едва не выронив меч, ослабевшие пальцы разжимались на мокрой от пота рукояти. Барон с торжеством всматривался в мое искаженное мукой лицо.