Татьянка замерла, а серьезные дядьки уже понесли немца из хаты. «Ногами вперед», – только и мелькнуло в Татьянкиной голове. На ватных ногах дошла до двери, вышла – Степку уже засунули в машину, стоявшую у двора. «Такая же, как “скорая помощь”, только болотная», – откуда-то взялась в Татьянкиной голове несвоевременная мысль.
Юрчик увидел, как Барбулячкиного отца вынесли на одеяле и положили в машину, и аж глаза вытаращил. Вот это да! Тут такое… А рыжая Ларка за хряком гоняется. Оглянулся на бабину хату – нет бабы во дворе. И хорошо! Пока баба Ганя из хаты на Юрчика глянет, он сто раз успеет к ставку сбегать, потому что один мальчик только что по улице бежал и кричал, что хряка на ставок загнали.
Юрчик усмехнулся хитро и побежал к ставкам.
За Ракитным в степи рядом с лесополосой еще во времена царя Гороха люди вырыли два глубоких ставка, и, верно, правильное место нашли, потому что со временем ставки не обмелели, не поросли камышом, не превратились в болота, отчего ракитнянцы пришли к выводу, что ставки поддерживают свою силу подземными родниками. Один ставок – поменьше – был за километр от Ракитного в степи. Второй – побольше и поглубже – сразу за селом. На этот большой став и загнала ракитнянская толпа Тарасова хряка с дверцей от Нечаева «Запорожца» на шее.
Юрчик добежал до ставка, стал на берегу и рассмеялся. Цирк да и только! Стоит на льду посреди ставка хряк. Копыта разъезжаются, он ими перебирает, аж визжит, а копыта не слушаются, скользят. Хряк от той беды головой крутит, а на шее дверца красная болтается. А с другого берега дядьки ракитнянские хряка пугают, чтоб он, выходит, к берегу направлялся. Но хряк – ни в какую!
Тут видит Юрчик – немного в стороне от него с берега на лед рыжая Ларка вышла и пошла к хряку.
– Иди, иди, мой маленький! Иди, иди, моя ласточка… – хряка уговаривает.
– Ларка! Ла-а-арка! – закричал Юрчик.
Ларка оглянулась, махнула Юрчику рукой, мол, да не мешай ты мне! И дальше. К хряку идет, а он внучку хозяйскую признал и отступает потихоньку к берегу, где уже дядьки с веревками наготове.
– Вот глупая! – рассердился Юрчик, ступил на лед и пошел за Ларкой.
До испуганного и обессилевшего хряка оставалось метров тридцать, когда лед под Ларкой – кряк – как испуганная утка. Девчушка охнуть не успела – провалилась в темную воду и в последний миг уцепилась ручонками за край обломанного льда.
Юрчик остановился и растерянно оглянулся. Дядьки на другом берегу приставляли руки к глазам, чтоб разглядеть, что происходит на льду, и, хоть перед ними дергался хряк, вдруг засуетились, кто-то один уже обвязывался веревкой…
Юрчик глянул на тонкие Ларкины ручки, только их и можно было увидеть среди проломанного льда, упал на лед и пополз к девочке. Ухватил Ларку за руки, потянул на себя.
– Быстрей, быстрей, – шептал. Ларка вцепилась в Юрчика.
– Пуговицу расстегни, – прохрипела дрожащими синими губами.
Юрчик совсем не понимал, чего хочет от него глупая рыжая Ларка, которая вечно встрянет в какую-нибудь историю, но протянул руку и с трудом расстегнул у шеи большую, как дуля, пуговицу грубого Ларкиного пальто. Ларка выскользнула из пальто и, как обезьяна, вскарабкалась на лед из полыньи. Выбралась и на четвереньках – от полыньи. На метр-два, не больше, отползла. Упала на лед, скрутилась. Синяя. Трясется.
Юрчик встал. Сердце колотится. Мокрые руки дрожат. Со страхом отошел от полыньи, в которой плавало Ларкино пальто, насупил брови серьезно, как отец-председатель, подумал миг, скинул теплую дубленку и осторожно пошел к девочке.
– Вот точно простужусь из-за этой глупой Ларки, – бормотал серьезно.
До нее оставалось не больше метра, когда лед под Юрчиком провалился тихо, без единого звука, словно в страшном немом сне. Ларка заморгала глазенками и увидела темную воду небольшой, аккуратной, словно кто-то нарочно вырубил, полыньи, на краю которой лежала добротная дубленка Юрчика. В полынье равнодушно плескалась вода. Казалось, лед не провалился под мальчиком, а кто-то хищный, безжалостный и всемогущий пробил его изнутри, чтобы схватить Юрчика и мгновенно бесследно исчезнуть с ним в темной бездне, словно в результате неимоверно удачной фантастической операции.
Тарас Петрович видел, как тонкий лед провалился под внучкой. Слышал, как засуетились ракитнянцы, обвязывая длинной веревкой щуплого Серегу по прозвищу Ровер. Качнулся: кругом шла голова. Стукнул в нее кулаком – чтобы не кружилась!
Когда Ларка дрожала на льду, а Юрчик вдруг исчез, словно и не было его никогда, Тарас Петрович сорвался и побежал по ставку, по тонкому льду… Метра за три от берега лед с треском проломился под тяжелым мужиком, и он увяз в темной воде по шею. Беспомощно и отчаянно крушил вокруг себя некрепкий лед, не ощущая ни холода, ни острых краев, которые впивались в лицо, и страшно кричал в скорбной тишине, потому что даже болтливые сороки умолкли и только подпрыгивали на ветках, наблюдая за людьми.
Ракитнянцы вытянули страшного, как безумие, Тараса Петровича, укутали в пальто обмерзлую Ларочку, одни потянули их в село, уже по дороге начав растирать горилкой, слава Богу, ее всегда кто-нибудь прихватывал с собой, другие остались у ставка, пытаясь из веток и палок сделать такие санки, на которые можно было бы лечь и попытаться добраться до аккуратной полыньи, в которой бесследно исчез Юрчик. Но ставок насмехался, не пускал, и за час отчаянных попыток берег его превратился в сплошное месиво из темной воды и льда – не подойти.
А посреди ставка, на тонком, почти прозрачном льду стоял здоровенный хряк с красной дверцей от «Запорожца» на шее и совершенно не понимал, почему это люди вдруг бросили его гонять, побежали куда-то, словно он им не нужен. Хряк опустил голову, и красная дверца упала на лед. Он еще раз зыркнул в сторону людей и спокойно пошел по ставку к берегу, а потом – в проломанный утром загончик. Стал возле дыры к свободе, грустно хрюкнул и лег на солому, словно выполнил какое-то срочное и сверхважное задание и теперь уже точно мог спокойно отдыхать.
Потом, когда время все расставит на свои места и вместо беспросветного горя к ракитнянцам вернется способность анализировать события, они будут ломать голову только над одним невероятным фактом – как могло получиться, что под здоровенным, почти двухсоткилограммовым хряком лед на ставке не проломился.
К четырем часам дня посреди ставка осталась только красная дверца от «Запорожца». Обессилев до чертиков, несколько отчаянных ракитнянцев, не оставлявших попыток найти тело Юрчика, побежали к селу – притащить металлическую лодку из сарая Сереги Ровера, заодно переодеться и хоть немного согреться.
Баба Ганя еще час назад закончила лепить пирожки с вишнями, которые так нравились Юрчику, глянула во двор, внука не увидела, но не встревожилась – ну, забежал пацаненок куда-то. Опомнилась, когда по улице забегали люди, понесли кого-то, укутанного в толстое драповое пальто. А потом увидела у своей калитки горстку ракитнянцев – топчутся, между собой тихо переговариваются, в сторону Ганиных окон поглядывают и подталкивают друг друга к калитке.