Спящие от печали - читать онлайн книгу. Автор: Вера Галактионова cтр.№ 118

И нову веру оне, Романовы, через Никона сделали – онемеченну маненько: под римскай манер да под венецианску крамолу. Ну, не до конца всё жа: чай и в новой-то вере умны русски батюшки кой-чово из старой веры тайком сберегли всё жа. Сохранили-сберегли… Да.

Романовски предки, оне ведь, двое братовьёв, из Прусской земли – в Россею-то матушку к нам заявились! Оттудова вышли… И на русских скорея оженились. А прусско-то своё николи уж не забывали! Вот, оне и правили – Россею нашу сё под Пруссию силком подгоняли. И немцы-то Романовы, знашь, сверху на троне сели – а русску веру прежню всю под землю загнали. И под городками оно ведь, Лунёво, ище от Никона скрывалось! Когда Никон русску веру всю казнил – Романовым сё угождал.

Антихрист-то ёво, Никона, обуял, да и велел ёму всех за веру отцовску жечь-пытать да убивать. Чтоб уж весь ба народ западны крамолы принимать наперёд ба – училси. И их без остановки – наперегонки ба принимал. И чтоб каждай русскай изменник – русского ба каждого неизменника – убил! Так антихрист-то ёму, Никону, велел-нашаптывал…

Чай, всё ведь это уж было – ище Никон русских на русских натравлял, чтоб русски-то русских везде били!

Вот, по всей Волге люди под землю и уходили! Земля, знашь, сроду от брато-убивства нас и спасала… От брато-убивства, да от измены, знашь. По Северу, по Сибири – там леса дремучи русских-то от измены спасали-скрывали. А нас, вдоль Волги, – земля. Земля прятала. И все наши пра-прадеды как ведь сроду баяли? Живи, пока Москва не видит: Москва увидит – жить не даст!..

Ну, и красны в Лунёво нагрянули – щас все мужики в те пещеры, лесом-лесом – да под городки и скрылись: чтоба, знашь, зла меж собой не делать, ёво не множить ба. А белы на околице завиднелись – мы уж опять узлы похватали, да огородами, да горой, да под землёй и пропали: нету мужиков-то никого.

Красны, знашь, смутьяны-безбожники? Нам с ними делать нечего. С ними – грех: антихристово племя… А белы-то – уж без царя всякого. У них уж немецкого царя – и то не осталось: он, Николай-то Второй, на русскай трон рукой махнул да антихристу на милость и сдалси. И за кого, за каку-таку белу власть, оне, белы, воюют – мы ведь её, эту власть, не знам. А кто у них заместо царя – оне и сами ище не понимают: може и немец какой опять на трон от них вскочит. Ай може кто ищё хуже. Так, впустую, воюют: пёс знат, за кого…

А антихрист, он сильно ведь опять добивалси! Вот чтоб на красны да белы мы ба тут, православны, в Лунёве, тожа разбились ба – ну и сами себя поубивали ба скорея насмерть, своеми руками, один – другого. Он так добивалси-хотел… Всё Лунёво – оно поперёк ёму, антихристу, сроду шло! Ну и тут, знамо дело, решили: не разбиваться!

И Миканор Иваныч всем на сходке велел:

– Разбивку середь русских людей, в точность как наши пра-отцы тута сроду не допускали, её – не делать! Грех. Грех смертнай и народу – последня погибель.

– Мир, – баял, – стоит до рати. А рать – до мира. Вот, до мира пускай городки нас прячут. Не в первай раз.

Ну, люди-то – все тожа: сразу раскусили. Чай, не дураки.

– Э-э-э! Дело знакомо! – сразу раскусили. – Эт ведь, как при Никоне, опять хотят, чтоб мы друг дружку ба – били! Старо дело-то – в которай раз затёвают! Антихристово.

– Ну уж нет! – сказали. – Сызнова под землю пора.

– Правильно! – сказали. – А дальше – там развиднется.

И тятенька дома за ужином эдак же нам строго всем наказал:

– Погибать будем, а русску кровь – ничью не прольём! Грех. И в заводе у нас этого не было и – не будет!

И уходило нас в городки, в пещеры, гляди-ка, до тыщи ажно мужиков: ище, знашь, из другех сёл прибегали кой-которы и от вербовки всякой, белой-красной, скрывались…

Бабёнки сё еду нам таскали. Семь вёрст, знашь, лесом в ночь украдкой бёгут, да – в гору, да – в гору! Днём идти – власти чужэя, красны-белы, увидют-выследют. И нам – Ивану, Вашке, мне да Томке, – узлы-то Надёнка с Шуронькой на плечах носили.

Дарья, знашь, третьим робёночком тижёла была. А Нютонька – она чово? Боялась больно. Как токо ветка под ногой треснет-хряснет, да как выпь лешему гукнет-бухнет разок-другой – ну: и Нютонька наша тут жа, на месте, со страху помират-стоит, крестится – и на землю сидеть садится. С ней ведь в лесу в тёмным – намучисси отхаживать. Отхаживать-подымать… Вот, Надёнка с Шуронькой, бывало, боятся не боятся, а вдвоём токо ночью с узлами и бёгут, в деревьях прячутся. Проворны обе да скоры. И в лаз середь ночи сё – крикнут:

– К Лунёвым мы пришли! Васятк! Вашк! Просыпайтесь…

Ну. На костерке крупы в ведре, бывало, сварим да вместе под деревом, под дубом, похлебам скорей. Им, бабёнкам, до свету в Лунёво вернуться нады – хлебают, торопются-турятся… Там ведь и родничок из-под камней бил-звенел – как слёзка, чистай, знашь. Маненькай костерок токо чуть-чуть жгли. Чтоб дыму-свету большого в лесу не было ба.

Вот и спасались. Уж смерто-убивства на душу, слава Господу: не взяли. Как пра-пра-деды наши сроду не брали, и мы – так жа. Да…

А там, как время подошло, чье-небудь бабёнки опять прибегут, да в лаз и кричат:

– Айдате, мужики, домой по одному! Отряды-то ускакали. Уж в другем месте оне. Окыл Сызрану – русски-то русских бьют! Токо упал-намочены в конторе сидят-остались: опохмеляются!..

Ну, народ-от и появлятся потихоньку, во дворах своех. Робяткам ище по солоцкому корешку дорогой-то выкопам:

– Заяц вам прислал. И с поклоном от нёво отдать наказывал. Держите!

Оне, робятки, и ходют все по Лунёву, корешки свежи посасывают: он сладенькай, солоцкай-то корень… А мы роботу сразу бегом роботам. Скорей-скорея. Руками да горбом. Безлошадны уж все стали. Были, знашь, гужи ремённы – а и мочальны не понадобились… И по земле большой уж разор идёт по всей. Разор-нужда. Как царь-то от Россеи взял да отрёкси. Ну, он – чово? Романов: нерусскай-ненадёжнай. Отрёкси, знамо дело…

С нашего села пьяницы ведь одне, самы негодящи, в красны подались: все токо – Тор, да Ёр, да Перетыка… Лунёво – оно богато сроду было: самостоятельно-зажитошно. Роботали все, знашь. А бездельников-то, тех четверо токо, пьяниц-горлапанов, и набралось! Да с ними – Клавка ещё Косая, девка порчена-гуляща, косынкой красной убвязалась. Начальник у них сделалась – блудница.

А ведь на смеху сё с девчонков, раньше, была. У ней уж титьки из пазухи лезут, а она, бывало, в лапту ище, как маненька, играт да с собаками по лужайке кувыркатся… Народ-от весь на неё дивилси: что за девка чудная ростёт? Ей ба дома с пяльцыми сидеть, к приданому цветки шолковы, узоры вышивать. А она во взлягашки с маненькими, с ватагой, по улице босиком бегат-скачет, да ночью, как шишига, скрозь пальцы в кустах свистит-ходит.

И про того дурака, которай на ней оженится, так сё люди-то наперёд калякали:

– Знать уж, – калякали, – кто-то на банный угол молится, не перестаёт! А не на святэя иконы. Хойдру непутну себе вымаливат, старатся…