Эй, вы, евреи, мацу купили? - читать онлайн книгу. Автор: Зиновий Коган cтр.№ 25

Цыпин остановился около Иды Нудель, жестикулирую и посмеиваясь, перешел на другую сторону улицы и, уже ни на кого не обращая внимания, зашагал вверх к Богдана Хмельницкого. Ну, ушел и ушел. И ни один человек на Горке не предполагал, что отказник Леня Цыпин отправился в редакцию «Вечерней Москвы» на пресс-конференцию.

– Прошу вас, Леонид Борисович, – расшаркался главный редактор Индурский.

За столом перед журналистами сидели два еврея – старый и молодой. Индурский умудрился десять лет возглавлять коллектив газеты. Цыпин – сенсация-однодневка.

– До девятнадцати лет моя жизнь была такой же, как у миллионов сверстников: школа, товарищи, любящие родители. Трудно назвать сейчас день, когда пришло роковое решение. Появились знакомые, выдававшие себя за друзей. Они окружили меня особой заботой и обильно снабжали антисоветской литературой. В девятнадцать легче веришь сказкам, и, начитавшись всего, наслушавшись «голосов», я под влиянием буржуазной пропаганды и моих новых знакомых в 1971 году решил выехать в Израиль. Мне подыс кали там «родного дядю», получил вызов. «Дядя» умолял советские власти разрешить выезд его «племянника» для «воссоединения разрозненной семьи». Родители воспротивились моему отъезду. Работники ОВИРа резонно решили, что отец и мать являются более близкими родственниками. Затаив обиду, я бросил работу. Этого, видимо, только и ждала окружавшая меня кучка людей, которых западная пропаганда называла «борцами за права человека». Я стал послушно выполнять их поручения, в частности Польского и Слепака.

– Какие цели преследовали эти люди? – спросил оказавшийся журналистом майор Лазарь Хейфец.

– Прежде всего, подчеркну, что цели определялись не нами. Наша деятельность направлялась и финансировалась антисоветскими зарубежными организациями, в том числе сионистскими. Нам прямо-таки разрабатывали планы. Мы должны были готовить провокационные «акции», то есть устраивать шумные скандалы… Хотя никто из нас нигде не работал, все мы жили вполне благополучно. «Сохнут» не скупился на денежные переводы, вещевые посылки и дорогостоящие подарки… Зарубежные эмиссары требовали от нас объединения молодежи. Для этой цели мы пытались создать так называемые кружки по изучению древнееврейского языка. Я был преподавателем в одном из таких кружков… Но что можно было поделать, если даже в ответ на вывешенное одним из участников нашей компании Абрамовичем объявление об обучении древнееврейскому языку произошел конфуз. «Ко мне пришел один человек, да и то шизофреник», – жаловался он.

– Вы упомянули о так называемых акциях. Каким образом проводились они? – поднял руку сосед Хейфеца.

– Накануне встретились с несколькими иностранными корреспондентами, согласовали с ними час и план действий, вручили списки участников… Имея в карманах крупные суммы, полученные на «командировки», из Москвы в разные города страны на поиски «нужных фактов» отправлялись Лунц, Гендин и другие. Готовя на Запад ложную информацию, мы тщательно скрывали поступившие к нам правдивые сведения о жизни выехавших из СССР.

– Вы сказали, что ваша деятельность направлялась некоторыми зарубежными организациями. В чем это выражалось?

– Нам диктовались условия. Стив Броунинг из агентства Эй-пи настаивал, например, на проведении «акции» во время обсуждения в конгрессе США пресловутой дискриминационной поправки сенатора Джексона о торговле с СССР. Ко дню голосования этой поправки от нас требовали обширную информацию о «бесправном положении евреев в СССР».

Однажды американский журналист Оснос долго убеждал меня в необходимости войти в контакт с так называемыми инакомыслящими, встретиться с Орловым, Григоренко и их компанией. «Вас мало и их мало. Нужно объединяться!» – говорил он. – У вас, в сущности, единые задачи». Мы прекрасно понимали, что наша деятельность наносит ущерб Советскому Союзу. Поэтому наши связи мы тщательно скрывали. Я звоню инкорру. Узнав меня, он произносил только одну фразу, скажем, «в семь часов». Это означало, что на два часа раньше, то есть в пять, я должен подойти к месту встречи. Мне приходилось встречаться и с приезжающими под видом туристов эмиссарами различных антисоветских организаций. Сейчас мне двадцать пять лет. Последние шесть хотелось бы вычеркнуть из жизни. Я растерял настоящих друзей, мое поведение сильно отразилось на здоровье родителей. Но я прозрел и хочу смотреть людям в глаза, честно трудиться на земле, которая является единственной родиной»

В коридоре редакции Цыпина остановил полковник Зверев. Это он сделал из-за Лени сегодняшнего Цыпина.

– Леня, – он заслонил Цыпина от остальных, – я тебе подыскал работу. Большего ты пока не заслуживаешь. А знаешь почему?

Цыпин оторопело поднял взгляд.

– Грех один за тобой остался, – Зверев заговорщицки подмигнул.

Нет смятения более опустошительного, чем смятение неглубокой души. Цыпин шагал вдоль Чистых прудов, подхлестываемый обжигающим бичом паники. Еще час назад ему принадлежала и Горка и Лубянка, и вот все разом ускользнуло из его рук.

«Грех за тобой остался». Что?..

Вспомнилась Эстер, их хупа, он говорил ей: лешана хабаа бе-Иерушалаим. И вот все загублено. Чистопрудный бульвар хоронил его молча и заживо.

Повестка на допрос в Лефортово стала визитной карточкой отказника. Получили повестки Гарик Авигдоров и его жена Маринка.

Вдоль пруда прогуливались Гарик и Лева Чернобельский.

– Заморозки в марток. Не спасут и семь порток, – сказал Лева.

– Кого не выпустят, того посадят, – отозвался Гарик.

– Тесть Ильи Эссаса в КГБ работал… Андропов, галахический еврей, приговаривает к расстрелу Толика Щаранского, зная, что он никакой не шпион! – возмущался Лева.

– В Лефортово послезавтра, – ахал Гарик. – Это где Толик сидит. Твою-то мать, вот уж не думал, что когда-нибудь буду на допросе в Лефортово…

В понедельник Гарик Авигдоров сидел в кабинете полковника Зверева и давал показания. Коленки дрожали, пальцы танцевали гопачок по столу.

– Свидетельские показания по делу Анатолия Щаранского, арестованного 15 марта 1977 года.

– Я не знаю такого дела, – вздрогнул Гарик.

– Ему предъявлено обвинение в совершении тяжкого государственного преступления. Вы с ним знакомы?

– Видел на Горке, разговаривал…

– Что вам известно о его связях? – Зверев почесал бровь.

– Ничего…

– Вот письмо к сенаторам Джексону и Джавитсу. Это ваша подпись?

– Это как-то относится к делу Щаранского? – Гарик вытер пот со лба.

– Что относится к делу, а что нет, решаю Я. Ваша подпись?

– Не знаю, – смахнул холодные капли с носа.

– Ну, тогда с вашего разрешения я сниму пиджак. – Зверев разгладил прическу. Теперь и следователь, и Гарик были в одинаковых рубашках сиреневого цвета.

– Как отчество Щаранского? – спросил Зверев.