Хуш. Роман одной недели - читать онлайн книгу. Автор: Ильдар Абузяров cтр.№ 8

И еще я напоминал себе, что лучше чай без сахара, чем чай с сахаром, но без жажды жизни. И что лучше быть в молодости бродягой. Что я приехал сюда не работать, а бродяжничать, что я не способен толком ни на какую работу. Разве что на ряд совсем низкооплачиваемых работ, таких, как работа сторожа или курьера.

Да, больше всего мне по душе была работа курьера. Там тебе только с утра дают задание, и больше никто не висит над твоей душой дамокловым мечом. Никто не приказывает. И ты в своем собственном распоряжении и можешь сам планировать свой путь. Единственный минус – деньжат платили маловато.

Но, с другой стороны, мне нравилось свободно ходить, шататься, слоняться по этому городу-музею. Ходить по нему, задрав голову и открыв глаза шире рта, рассматривать здания во всех возможных стилях. И ловить, впитывать в себя каждый звук и каждую новую информацию о жизни. Потому что основное мое предназначение – это любить жизнь и познавать ее в процессе общения, энергетического общения.

А туристы сами приезжают к тебе толпами, нужно лишь обратиться к ним на английском или немецком с просьбой подкинуть пару долларов, если тебе нечего есть. Ведь я приехал в этот город жить бродягой, которым я стал уже тогда, когда после драки с отчимом меня отчитала мать и внутри что-то оборвалось.

Из обувного я утащил черные полуботинки «Дакар» на толстой подошве. Некондицию или брак. И теперь ходил в этих бракованных ботинках по идеальному городу. Ступал массивной подошвой с протектором на барханы желтого снега. Бракованная стелька или строение подъема не давали мне подняться выше определенного уровня и стелиться ниже, чем я хотел.

3

Кроме этих ботинок, у меня есть еще черное полупальто, светлая шляпа с широкими полями, длинный узкий красный шарф с черными ромбиками и бахромой на концах, тренировочные китайские штаны с ромбиком «Рибок» и теперь уже тоже с бахромой и, тапки, свитер, пара рубашек комплектов нижнего белья. А еще кружка, миска, чайник, ложка и рюкзак, в котором вся эта нехитрая поклажа умещается.

Работая сторожем в одном офисе, я проделывал очень интересный фокус. В назначенный час начала своего дежурства я приходил, надевал треники, доставал из-за шкафа раскладушку, а из тумбочки сушки, ставил кипятиться офисный электрический чайник и включал телек, давая понять всем эти клеркам, что им пора домой к своим женушкам и мужьям.

Было так забавно наблюдать за измученными лицами офисных сурков и хомяков в натянутых манишках и пиджаках, с выжатыми глазами и с лоснящимися от пота щеками. Словно их глаза-маслины выдавили прямо на эти щеки свой соленый сок, пока они продолжали до ночи обзванивать клиентов фирмы, предлагая фирменные консервы. Выполнять и перевыполнять поставленный план – такова была их работа, а еще одновременно выслужиться перед начальством, целиком забиваясь в консервную банку офиса.

4

Если клерков и служащих я презирал, то буржуев я просто ненавидел. И дело здесь не в моей лени и не в неумении работать. Просто везде в этом городе буржуи к людям относятся, как к рабам. Даже к вакансии бармена такие требования, будто выбирают президента страны.

Барменом я хотел устроиться в клуб-кафе «Лицедей», но не получилось. Впрочем, я не жалею. Я не раз испытывал на себе прелести местного рабовладения. Больше не хочу. Я вполне компенсировал эту работу свободой и посиделками в одном из клубов Питера. И свободными прогулками по ночному городу.

Потому что существует два особых способа путешествий. Один – внешний, когда ездишь во все экзотические уголки мира, куда только душе угодно. Акинава, Сейшелы, Салоники, Чиангмаи… Такой способ живет в моих фантазиях: хочется путешествовать, но нужны деньги.

А есть внутренний способ путешествий. Идущий от внутренней свободы. Когда размыты границы неба и воды, и ты в этом городе-музее идешь, куда пожелаешь, и, может быть, потом пожалеешь, а иностранцы сами слетаются к подножиям памятников и монументов этого города, то есть, по сути, к твоим ногам.

5

И вот я ходил по этому городу, потому что какая-то сила вновь и вновь гнала меня на улицу, ночевал, где придется: на чердаках и в мокрых подвалах, у теплотрасс, там, где сливаются земля, небо и вода. В дешевых ночных клубах, в густых клубах танцпольного дыма и пара от теплотрасс: облака – как подушки под головой, земля – как нестираные простыни из-под больного в лепрозории, стекловата – как свалявшееся комками одеяло. И чувствовал, что эта внутренняя свобода, по сути, и есть халява.

Но однажды я все-таки нашел свой особый, не иллюзорный, способ путешествовать. Потому что когда на очередном собеседовании очередной работодатель меня спросил, умею ли я заниматься впариванием, я, не моргнув и глазом, ответил, что всю свою независимую жизнь только этим и занимался, что впаривал и впаривал. Так я устроился в компанию, торгующую всякой ненужной всячиной в общественном городском транспорте и на остановках, в том числе путевками и экскурсиями по городу. Стоял возле Гостиного двора и зазывал прохожих. А потом, когда экскурсовод попал под троллейбус, я вызвался провести вместо него обзорную экскурсию, потому что не раз зимой садился, чтобы согреться, в экскурсионный автобус, а летом, чтобы проветриться, на речной трамвайчик и слушал, слушал рассказы об этом городе. В котором ты либо великий, либо полное ничтожество.

Либо – либо. И третьей любви не дано. Ибо все остальные свои работы я считал лицедейством.

6

И, надо сказать, в тот вечер у меня получилось. Я стал экскурсоводом, сталкером в этом городе мертвых. Работая не из-за денег – какие там деньги? – а ради свободы своей воли и власти. Экскурсоводство – это так себе, больше для души. Это единственная возможность свободно творить для меня, не имеющего никаких способностей и специального образования, а значит, шансов на прибыльную работу и долгий упорный карьерный рост.

У меня нет профессии, которая бы смогла меня прокормить. Работать экскурсоводом – это единственная возможность руководить толпой. Нужно только встать на подножку автобуса или скамью речного трамвая, как артист, и через диктофон впаривать, вещать о великих событиях и великих зданиях, монументах и людях города-музея. Некоторым приемам, например, поклону после выступления, я научился у актеров, работая декоратором.

Мне главное, чтобы людям было интересно, чтобы им было хорошо. Особого дохода это не приносит.

Когда мне первый раз мужчина старой, но шелковой и прохладной рукой пожал руку, я подумал: вот старый педрила, во время экскурсии так и норовил до меня дотронуться. Ощущение его нереально-нежной женственной кожи долго не проходило и вызывало у меня приступ тошноты.

Но когда я хотел уже идти мыть руки, то обнаружил прилипшую к ладони новенькую гладкую купюру. Вот откуда прохлада и нежность! Сначала я не понял: слишком мало, чтобы пытаться купить мои сексуальные услуги, слишком много для милостыни нищему.

Поделившись с коллегами, я узнал, что на Западе экскурсоводам за хорошо проведенную экскурсию принято давать чаевые. Датчане давали чаевые в белых узких конвертах по несколько евро. Но зато чуть ли не всей группой.