Хуш. Роман одной недели - читать онлайн книгу. Автор: Ильдар Абузяров cтр.№ 42

Поэтому задача человека – совершенствоваться и развиваться, получать все новые знания и использовать их не во вред себе и своей вере, а во благо. Быть милостивым, справедливым, сдержанным в своих страстях и своем гневе. А задача Иблиса, или плохой одержимой энергии, в виде страсти и гнева сбивать человека с пути истинного. Ведь именно человеку придется за все отвечать.

8

На этой оптимистичной ноте и закончилась лекция-проповедь святого человека. После нее все собравшиеся исполнили совместную медитацию зикр и молитву дуа, сделав по завершении ее характерный жест «Аминь» (Аум). И уже только после этого Али с благоговением подошел к дервишу.

– Это вы Вали ибн Тика? – тихо спросил Али.

– Не ибн Тика, а ибн Тайна. Ибо нет ничего тайного, что не стало бы явным по желанию Всевышнего. Но ты, видимо, пришел сюда, чтобы задать другой, более важный для тебя вопрос. Узнать, кто есть ты, а не я, и куда идешь ты, а не я. Не надо, можешь ничего не говорить. Я вижу по твоим воспаленным глазам, что ты попал в огонь любви.

– А я слышал, что вы покровитель всех влюбленных.

– Любовь – единственное, на чем держится этот мир. Любовь и страх. Страх потерять любовь к этому миру, который еще именуется страхом смерти.

– Да, я влюблен в одну женщину. – Али упал на колени. – Безнадежно влюблен. Я не могу жить без нее. И я боюсь ее снова потерять.

– Так женись на ней, – улыбнулся Вали, – и ты удержишь ее возле себя на какие-то несколько десятков лет, которые пролетят, как миг. Ибо как сказано в Писании: «Люди обольщаются утехами, доставляемыми женами и детьми…»

– Она уже замужем! – вцепился в руку шейха Али. – Но я прошу, умоляю вас, не убейте нашу любовь запретом, благословите, не откажите, не бросьте нас. Дайте совет, как нам быть дальше!

Али умолял, наблюдая, как еще в бoльшем нервном тике задергалась половина лица шейха, в то время как другая половина заметно помрачнела.

9

Минуты молчания были невыносимы для бедного юноши, пока, наконец, шейх спросил, замужем за каким, за хорошим или плохим, человеком его возлюбленная.

– Я не знаю. Но я знаю, что она тоже неравнодушна ко мне.

– Ну а муж той несчастной, кто ее муж?

– Один богатый эфенди. Он постоянно помогал их семье, и те не смогли отказать ему в сватовстве.

– Ага, значит, он неплохой человек. – Шейх еще больше задумался-почернел-занервничал. Он начал кусать пухлую губу, спрятанную под бородой, как под шерстяным одеялом.

– Я не могу дать тебе разрешение, брат, – наконец изрек он. – Вряд ли тебя утешит мой совет, но послушай. Ты сейчас влюблен, и тебя трясет от твоей любви, как меджнуна. Ты готов отказаться ради этой любви от близких и родных, от принципов и правил приличия. Ты готов отказаться от себя самого и даже от Всевышнего. А это верный признак, что ты одержим плохими джиннами. Теми, кто толкал великих правителей из-за любви на войну. Но видит Бог, что дела человеческие приведут к страшной последней битве и Судному Дню.

10

Помни, брат, что желание обладать порождает агрессию. А любая агрессия ведет к великой битве сил света и тьмы. После этой битвы ты уже никогда не увидишь свою возлюбленную. Будь осторожен и поверь мне, что никто, кроме Всевышнего, не заслуживает любви. Потому что все не вечно и из тебя самого уходит молодость, а вместе с ней и любовь.

– Но могу я хотя бы повидаться с ней и выяснить, не плохо ли ей? – ухватился за мокрую соломинку Али, как собирающийся разжечь костер замерзающий путник, ибо надежда умирает последней.

– Я не могу тебе этого запретить, но должен тебя предупредить: будь осторожен. Послушай: умирающий от безответной любви тоже шахид. Ибо в этот момент он вступает один на один в схватку с энергией, именуемой любовью.

Но умереть шахидом – значит, не предать своего брата-мусульманина, не навредить любимой. Не сделать ей хуже из-за гордыни, ради желания обладать ей. Будь шахидом до смертного конца. Принеси себя в жертву. Сгори один на костре своей любви.

1

Из леса я приехал поздно. Разговор получился слишком длинным и напряженным. А дни чем старше, тем короче. Вот и задержались. Вышел на Балтийском вокзале в нерешительности. То ли ждать маршрутки, то ли идти пешком.

Был риск не успеть в общагу до комендантского часа. Ждать можно долго, а идти и того дольше, если маршрутка подъедет сразу. Такая вот диалектика.

Холодно. После плохо отапливаемой электрички выйти на промозглый ветер, что может быть холоднее? Съежившись, я огляделся. Когда-то я уже ночевал на этом вокзале. Это было после того, как я не смог пройти на паром, отправлявшийся в круиз по скандинавским странам. И тогда от отчаянья я раздал все свои консервы бомжам в порту. Сайру в масле, кильку в томате, худосочные шпроты.

Почти на все деньги, что у меня были, я снял койку в Комнате матери и ребенка на этом вокзале. От обиды я решил умереть с голоду прямо в номере. Купил только двухлитровую бутыль воды, чтоб утолять жажду.

Но почему-то еда не лезла у меня из головы. Я лежал и думал: а правильно ли я сделал, что украл из дома эти консервы и раздал их бомжам? После смерти отца мы жили не слишком богато. Я думал о матери, переживает ли она? Или рада, что наконец-то от меня избавилась? Что я повзрослел и решил жить самостоятельной жизнью. Уезжая, я оставил записку, что еду поступать в техникум в другой город.

Почему-то мне казалось, что она не очень переживает. И от одной этой мысли из глаз моих непроизвольно хлынули слезы. Я плакал от собственной беспомощности и ненужности. И мои слезы лились на мельницу желания покончить жизнь самоубийством. Я уже придумывал, как сведу счеты со своей жизнью. И как совершу этот символичный акт мести миру через саморазрушение в Комнате матери и ребенка.

Помню, я тогда подумал, что шахидов-смертников от самоубийственного теракта может удержать только любовь к своим семьям. Я старался сдерживать себя и плакать тихо, чтобы не услышал коридорный. Но, как я не напрягался, с каждой новой секундой я трясся под одеялом все сильнее и сильнее. И тут меня ударил первый в моей жизни эпилептический удар. Может, я попал в резонанс с нервной энергией, а может, был сильно истощен голодом и бессонными ночами. Помню, ноги мои горели от усталости, и этот жар усталости передавался всему телу. К тому же, подсознательно я уже настроился уморить себя голодом, сделать себе еще хуже.

Как бы там ни было, я вдруг потерял контроль над своим телом разрыдался, трясясь. Теперь уже жидкость текла не только из моих глаз, но и из ноздрей и рта. Не знаю, сколько это продолжалось, но очнулся я с ощущением, словно по мне проехался танк. Тело ломило, голова раскалывалась, мозг, казалось, в трясучке отделили от черепной кости. Возможно, в припадке я даже бился затылком о стену. Брр-ррр.

2