Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук - читать онлайн книгу. Автор: Жинетт Парис cтр.№ 58

Мы все играем роли в масштабной социальной драме: мы живем, самодовольно задрав нос, или с несчастным видом, понурив голову; исполняем свою роль с блеском или со смущением; одеваемся в определенном стиле; поступаем определенным образом; приспосабливаем свою Персону к современным тенденциям; выучиваем наизусть правильные строчки и надеемся, что добились мастерства. Социальные психологи утверждают, что исполнение роли – неотъемлемая часть жизни в обществе. Тем не менее, если мы осознаем, что это только роль, мы крепко удерживаем в сознании тот факт, что сценарий всегда можно изменить, если он начнет подавлять. Подавление возникает из-за того, что, согласно любой господствующей ортодоксии, неизменное, будь то цвет кожи, гендер, возраст, национальная идентичность, имеет предопределяющее значение, поддерживает доминирующий миф и исключает любые другие истории. Вот почему развенчание мифа – это непрерывная работа. Таков же и процесс мифотворчества – бесконечное сотворение и разрушение. Это и есть порядок творения: циклическое повторение рождения и смерти.

Юнгианская и хиллмановская модели психологической жизни предлагают нам представить душу как сцену, на которой разыгрываются разные истории во всей их архетипической грандиозности. Эта метафора, как и социальная психология, подразумевает, что ролевая игра – это просто исполнение роли, игра в идентичность. Мы все обладаем некоторой степенью свободы, играя в свои игры идентичности, но в игре есть правила, а в сценарии – текст, и ставки на то, какой будет игра (хорошей или плохой), весьма велики. Гибкая Персона предполагает балансирование между двумя в равной степени патологическими состояниями. С одной стороны, патология социального актера, который считает, что он не играет никакой роли, а всегда аутентичен, хотя фактически у него эта роль единственная и он жестко к ней привязан. Это закрытая мифология, мономиф, некий социологический фундаментализм, который препятствует изменению, игре и движению.

На другом конце этого континуума – патология личности, которая воспринимает роли недостаточно серьезно, исполняет свою роль непоследовательно, считая все игрой. Такой человек просто выставляет напоказ свою беспечность, которая коренится в безответственности, цинизме или особенностях личностного развития, остановившегося в подростковом возрасте. Партнеры по игре (то есть другие участники социального взаимодействия) не знают, как вести себя с таким человеком, потому что он непостоянный, ненадежный, исполнен внутренних противоречий. При встрече с такой патологией мы испытываем чувство неловкости, как бывает в театре, когда мы вынуждены наблюдать за плохой актерской игрой. Наш дискомфорт объясняется вовсе не тем, что актер играет вымышленную роль – мы все знаем об этом, – а тем, что он ее играет плохо. Мы можем допустить такую шаткую позицию у подростков, так как их идентичность еще не обрела стабильности и текуча, как кисель. Им еще неизвестно, в какую роль или в какую игру они впишутся. Однако подобная неопределенность во взрослом вызывает тревогу. Профессор, который постоянно отрицает авторитетность своего положения и прячется за презентациями студентов («этот семинар будет таким, каким вы захотите»); шеф-повар, который не может удержать на голове свой колпак; дирижер без пиджака; невеста, желающая надеть джинсы и шлепанцы на свою свадьбу – все это воспринимается как нечто недостойное и отвратительное теми, кто вместе с ними участвует в сценарии и пытается следовать правилам3. Неспособность находиться в одном положении достаточно долго, чтобы другие могли найти свои строчки в сценарии, вызывает не меньшие проблемы, чем неспособность отойти от навязчиво ригидной Персоны.

Психологическая мудрость предполагает регулярно пересматривать наши сценарные роли и вносить в них изменения. Аналитик может помочь в пересмотре ролей, поиске новых слов и редактировании наших реплик в коллективной драме, чтобы наша Персона выглядела более рельефно и больше соответствовала нашим талантам. Поэтому многим анализ кажется приключением – литературным, поэтическим, философским, мифологическим – или даже настоящей метаморфозой через слово и с помощью слов. Если бы Жак Лакан обладал талантом или великодушием выражаться проще, его идея, что «бессознательное структурировано, как язык», не стала бы в итоге очередным блекнущим клише и больше практикующих специалистов смогли бы извлечь пользу из его открытий. В хаосе придуманных Лаканом новых модных терминов мы смогли бы обнаружить идею о том, что хотя языковая игра необходима нам, чтобы стать личностью, все-таки она всегда подводит. Слова служат не единственному хозяину. Слова могут предавать. Их ненадежность очевидна и проявляется в ролях, которые нам приходится играть в обществе (Лакан лучше любого другого мог запутать с помощью слов, чтобы создать свою собственную Персону и прославить ее). Именно с помощью языка человек играет свою роль, конструирует свой миф, но то, что получается в результате, всегда очень ненадежно именно потому, что основано на языке. Даже когда мы радуемся, что смогли правильно подобрать слова, чтобы выразить свою Персону или поведать свою историю, нет гарантии, что реальность сохранится за вымыслом. Более того, слова проявляют свой предательский характер в аналитической ситуации, так как она по сути своей – игра словами.

Еще один любитель жонглировать словами – Жак Деррида. Из-за туманного и часто недоступного для понимания профессионального языка его идеи дошли в основном лишь до представителей академической среды. Мало кто из практиков смог понять и воспользоваться его мыслью, что бессознательное можно рассматривать как текст, а анализ – как деконструкцию этого самого текста. Текст, выражаясь языком Дерриды, – это все, что может быть подвергнуто интерпретации или деконструкции. Патриархат – текст, феминизм – его деконструкция. Ваша мать – текст для вас, а в терапии вы пытаетесь интерпретировать этот загадочный текст, опираясь, если повезет, на компетентную помощь. Ваш дом, его убранство и угощение, которое вы предлагаете, – все это тексты, которые стараются прочитать ваши гости с истинным или напускным удовольствием. Суп-пюре из каштанов с фенхелем, поданный на обед, может получить несколько интерпретаций – и приятных, и не очень. Культура – текст. Вы сами – текст, который вам же следует проинтерпретировать. Задача пациента в анализе состоит в том, чтобы сначала прочитать текст, а потом деконструировать его устоявшийся смысл. Так как смысл может ускользнуть даже от автора текста, анализ становится уроком смирения и никогда не претендует на полное раскрытие смысла. Самое большое, на что можно надеяться, – это научиться лучше осознавать то, о чем говорят текст, контекст и подтекст; слышать то, что сообщается; интуитивно угадывать то, что не проговаривается, но все-таки ощущается. Текст остается – по меньшей мере, частично – немым и непостижимым и всегда достоин еще одного прочтения. Рассказывание истории не приводит человека к Истине с заглавной «И». Истина по-прежнему ускользает, потому что она основана на фактах, которые, как и текст, могут быть интерпретированы по-разному.

Вместо того, чтобы искать Истину, глубинная психология, являющаяся в своем роде проявлением постмодернизма, предлагает нам обратить внимание на то, насколько расходятся или, наоборот, похожи истории, которые мы сами рассказываем о себе, и те, что о нас рассказывают другие. Между сценарием, по которому долгие годы жил мой друг («я гений, самый успешный человек в семье»), и новым сценарием, в котором он видит себя использованным («я был наивным и не понимал, что стал просто дойной коровой для всех родственников»), лежит огромная пропасть. Именно слова помогают ощутить эту пропасть, предлагая интерпретацию, которая толкает человека к изменениям через смену мифа, в котором он живет. В ситуации с моим другом это спасло ему жизнь, так как непрерывные попытки соответствовать героическому мифу довели его до крайнего истощения. Несмотря на то, что новый миф принес ему немало боли (кому приятно осознать, что ты не гений, а дойная корова), он также помог ему сделать важные открытия.