— Милая собачка… очень милая… такая добрая… не укусит…
Пес посмотрел с презрением, зевнул, показав устрашающую пасть, и лег, наблюдая за всеми из-под приспущенных век. Смит улыбнулся и, вытащив огромный нож, сказал с почтением:
— Ну, сэр Ричард, как же она вас слушается…
— Фрида?
— Фрида тоже. Но собачка… Велели поймать, вот и поймал.
— Это я обмолвился, — сказал я с досадой. — Какой-то Пес чересчур умный. Нельзя понимать так буквально. Мало ли чего я ляпну.
Смит со злорадно-хищным лицом распарывал кабана, сдирал шкуру, пластал нежное мясо, отрезал ноги и голову, кивнул на них Псу, но тот скривил верхнюю губу и отвернулся. Фрида умело хлопотала, нарезая сыр, мясо, раскладывая красивыми узорами на широких листьях, что послужили тарелками.
На том конце поляны потемнело, словно там стремительно сгущается грозовая туча. Это король, сперва багровый от гнева, потом белый от ярости, изволил нахмурить брови. Я кивнул сэру Смиту, мы переговариваемся вполголоса: Его Величеству надо дать свыкнуться с новой ситуацией, он тоже человек… в какой-то мере. Хотя сам признался, что он больше политик, а это уже почти не человек, а что-то ближе если не к нечисти, то к нежити. Насмотрелся, знаю.
Глава 13
Сэр Смит снял доспехи, сверкающей горкой лежат в ямке, чтобы не выдали нас блеском. Фрида удалилась в кусты, никто не мог предположить, над чем именно трудится, но вскоре вышла с охапкой ивовых прутьев, под мышкой — толстая свежесрубленная палка длиной с ручку лопаты, принялась связывать все в прочную метлу.
Работала быстро, умело, вскоре в руках ее было добротное помело, крепкое, с хорошо увязанными ивовыми прутьями и толстым надежным древком. Король обернулся, глаза полезли на лоб, побагровел, повернулся к нам всем корпусом.
— Да как посмели…
Фрида съежилась, как боязливая мышка перед огромным котом, не смела даже поднять голову, я поинтересовался невинно:
— Ваше Величество в чем-то усмотрели урон своему королевскому достоинству?
Он указал взглядом на помело, затем на Фриду и спросил грохочущим голосом:
— Но ведь она, похоже…
Он запнулся, не договорив слово «ведьма». Ведь если кивну, для него останется только один путь, сейчас весьма глупый, а так я помедлил с ответом, старательно подбирая что-нить уклончивое, а сэр Смит сказал со всевозможным почтением:
— Ваше Величество, я участвовал в лионском походе, вы тоже там были со своим отрядом. Помните, вы еще колебались, вступать ли во временный союз с готами, нашими лютыми врагами, чтобы дать отпор силам короля Алариха?.. Но вы поступили мудро, а потом была такая блестящая победа! Вы едва не захватили в плен самого Алариха. Он убегал так, что бросил полевую казну, свою семью, а также обоз с десятью тысячами цепей, в которые обещал заковать все наше войско!
Король слушал, светлел, наконец гордая улыбка тронула каменные губы.
— Да, — пророкотал он все еще грозным голосом, — это была неплохая победа…
— Неплохая? — воскликнул Смит. — Да ее назвали блестящей даже в королевстве Йенгена, а там вас ненавидят!.. Но от правды никуда не деться. И менестрели сразу же сложили песни.
— Гм, — сказал король польщено. — Под чьим знаменем вы были, сэр…
— Смит, — подсказал Смит. — Урожденный… да вообще-то, как убедил меня сэр Ричард, незачем придумывать себе знатных родителей, я сам по себе, и в рыцарство меня посвятили на поле боя! Я был тогда под знаменем сэра Фердинанда Самойского. Мы в том бою как раз опрокинули левый фланг герцога Журминеля, что помогло Вашему Величеству выдержать удар в центре, а затем контратаковать…
— Да-да, — подтвердил король, — сэр Фердинанд, прекрасный воитель. Кажется, и вас припоминаю, да-да. У вас и тогда усы были… такие же.
— Это моя гордость, — сообщил с готовностью сэр Смит и расправил усы. — Отличительная черта породистых людей в моих краях. Так вот, Ваше Величество, церковь вас совсем не осудила за союз с готами, не так ли?
Барбаросса кивнул.
— Я потом исповедался, объяснил, зачем так поступил, выделил для церкви часть добычи. Архиепископ даже сказал, что своим поступком я чуточку приблизил этих ужасных еретиков к познанию света истинной веры. Я понял вас, сэр…
— Смит, Ваше Величество!.. Сэр Смит!
— Да-да, сэр Смит. А ты, милая девушка, встань и подойди сюда. Значит, ты можешь слетать… верно?.. прямо к моему замку и посмотреть…
Фрида ответить не успела, но, судя по ее виду, готова была сказать «да, конечно», я сказал настойчиво:
— Ваше Величество, этого делать нельзя. Над городом барражируют огромные летучие мыши… хотя я назвал бы их летучими кабанами. Или волками. А гонцы, Ваше Величество, дерутся плохо, у них другая специализация…
Смит спросил, стараясь сделать что-то приятное королю:
— Летучие мыши сторожат и днем?
— На рассвете их сменяют гарпии.
Смит умолк, король задумался, изрек после паузы:
— Мы не станем рисковать жизнью ценного гонца.
Мы помолчали, наблюдая, как он расправляется с мясом, отрывая крепкими зубами огромные куски и глотая, почти не пережевывая, как волк, запил слабым вином. Затем пришла очередь ветчины и буженины, мы нетерпеливо ждали, наконец я сказал:
— Сюда двигается цепь загонщиков. Герцог объявил Большую Охоту. Зверей поднимают и гонят две тысячи человек!.. Идут такой широкой цепью, что от них не укрыться. Так что, Ваше Величество, мы привели вам хорошего коня, надо срочно уходить отсюда.
Он кивнул, прожевал кусок и только тогда не спросил, а прорычал:
— Вы уверены, что не привели погоню?
— Уверен, — ответил я самонадеянно. — Мы купили самых быстроногих коней. Однако мы не заметали следы, так что рано или поздно сюда придут…
Он буркнул:
— Вы ломились через лес, как стадо свиней. Треск стоял такой…
— Вот пусть и думают, что свиньи, — согласился я. — Я свинья не гордая.
Он снова спросил насчет графа Кардини, я решил было, что у короля нелады с памятью, но глаза короля поблескивают остро и подозрительно, то ли не верит, то ли перепроверяет. Я уже чуть подробнее пересказал все, что случилось в замке Хартог, король слушал с недоверием. Я подумал, что он не в состоянии поверить в предательство такого верного вассала, как Франки Кардини, однако оказалось, что Барбаросса усомнился в моей способности все подслушать, а затем уйти целым.
— Ваше Величество, — ответил я с некоторым раздражением, — я рыцарь из дальних стран, а у нас не очень-то в моде фанфаронство и все эти цветные перья на шлемах и… других местах. У нас во главе угла, даже тупого, — результат. А здесь в цене сам процесс! По-здешнему я должен был бы красиво возмутиться предательством вашего некогда верного графа Кардини и вызвать его на поединок. После чего меня бы его слуги зарезали, как барана. Или вообще я, как рыцарь, не должен был выбираться из запертой комнаты? Где мое достоинство человека благородной крови? Карабкался по стене, как будто простолюдин, тьфу!