Я вздрогнул от ее стерильного голоса:
— Вам что-то принести?
— Лучше привести, — сказал я с твердостью в голосе, но только в голосе. — Того, кто подскажет, что с ними делать.
Она довольно долго смотрела на геммы без всякого интереса, вот теперь точно видно, что не женщина и даже не ворона, замедленно кивнула.
— Я приведу… класторга.
Я вздохнул.
— Хорошо. Только не медли.
— Я быстро, — пообещала она.
И в тот же миг через закрытую дверь вошел, как будто стоял там в ожидании, среднего роста и среднего сложения человек со средним выражением лица. И все в нем было настолько средним и незапоминающимся, что любая разведка мира восхотела бы его заполучить в агенты.
Пес повернул голову, горящие красным глаза на миг полыхнули, как фары мощного грузовика, комната вспыхнула красным. Но тут же и Пес потерял интерес к этому… класторгу, и тот совершенно не среагировал на черное чудовище, сразу подошел к столу и наклонился с видом ушедшего отдел скупщика краденых бриллиантов.
К моему разочарованию, он рассматривал геммы так же точно бесстрастно, как и входил в дверь. Возможно, для его работы не требуется богатая мимика. Если и была какая-то, то со временем… ну, стерлась.
— Эти клапсы, — сказал он, — можно вот сюда… и сюда… Эти… несколько крупноваты, но, возможно, их можно вплавить в лук… Если там предусмотрено…
Он произнес несколько слов, я не понял, но переспрашивать питекантропа об устройстве двигателя внутреннего сгорания не совсем умно, я вспомнил, что я феодал, которому географию знать не обязательно, отмахнулся снисходительно.
— Вплавляй. Медленнее стрелять не будет?
— Только быстрее, — ответил он ровным голосом. — Но вторую клапсу нужно вам вот сюда…
Он объяснял медленно, ласково, я наконец сообразил, кого напоминает: гувернера или няню, что присматривает за детьми и попутно обучает их, как пользоваться бытовыми предметами. Пес зевнул и лег, не обращая внимания ни на класторга, ни на меня, раз уж занялся каким-то скучным делом, когда можно просто бегать по коридорам.
Его пальцы теплые, хотя не могу отделаться от ощущения, что все-таки не живые или не совсем живые. Я послушно вытянул руку, он приложил одну из тех гемм, которых я занес в группу условно бесполезных, к моему локтю, прижал, посмотрел мне в лицо.
— Не больно?
— Чуть-чуть жжет…
— Так и должно быть, — заверил он.
Через минуту отнял пальцы, я со страхом осмотрел локоть, выворачивая под разными углами. Куда вошла гемма, не вижу, заметно только сильное покраснение, словно ошпарил кожу.
— И что теперь?
— Сможете двигать этой рукой намного быстрее, — объяснил он и добавил: — Но только если в другой будет лук. Клапсы… чувствуют друг друга. Отдельно они… спят.
— Вот почему я сам не допер! А эти куда?
Он разложил на столе геммы, таинственно поблескивают, перекатываясь под его лишенными папилляров пальцами.
— Нестандартные, — пробормотал он в затруднении, — нестандартные… Слишком крупные, маломощные…
— Но хоть не ламповые? — спросил я е видом знатока. — Ладно, это я так.
— Одну из них можно приспособить вот сюда, — проговорил он с сомнением и указал на сустав моего большого пальца. — Остальные… не знаю. У вас нет… да, нет…
— Подходящего оборудования? — спросил я. — Наверное, да. А этот сервомотор, как вы сказали, для чего?
Он покачал головой.
— Не знаю. Он нестандартен, многое неясно.
Я поколебался, спросил с опаской:
— А если… словом, не будет выпирать? Подумают, что у меня липома. Или бородавка.
Он взглянул с укоризной.
— Клапса растворяется… почти полностью. Иначе как бы лук… воспринял? Взаимодействие… на уровне…
Он произнес десяток непонятных слов, я сказал поспешно:
— Ну да, ну да! Это да, все правильно, как же иначе? Говоришь, вот сюда?
Он мягко отобрал у меня сиреневый камешек.
— Позвольте мне. Иначе можете сделать неверно.
— Конечно, конечно, — согласился я еще поспешнее, — я не хотел бы, чтобы вместо прибавления… что-то убавилось. Знать бы, что прибавится! А то вдруг такое…
Додумать я не успел, а когда додумал, жар к тому времени охватил всю кисть, я вырвал руку из пальцев класторга и затряс ею в воздухе. Сустав безобразно вздулся, покраснел, став похожим на раскаленный набалдашник стеклодува, внутри пульсирует, то угасая, то разгораясь ярче, огонек.
Пес поднял голову, приглушенно порычал на класторга и снова уронил голову на лапы. Спасибо, сказал я ему взглядом, за сочувствие.
— Больно? — спросил класторг. В бесстрастном голосе послышалось сочувствие. Или это я захотел слышать то, что услышал. — Надеюсь, временно… наверное, временно.
Я тряс пальцем, чувствуя, как горит уже не только кожа, но и сам сустав, как плавится под чудовищным действием геммы, то ли разъедающей, то ли проникающей по методу диффузии, абсорбции или адсорбции. Заныли нервы по всему телу, а мышцы задергались даже у предплечья.
— И как долго?
Он помедлил, прежде чем ответить, нежно взял мою кисть, внимательно всмотрелся. Мне показалось, что в глазах мелькнуло затруднительное выражение.
— Нестандартная клапса, — проговорил он ровным голосом, я отчетливо уловил сочувствующие нотки. — Нестандартная реакция… Трудно сказать, что дальше. Возможно, все скроется сегодня…
— А возможно, — спросил я саркастически, — через неделю?
— Возможно, — ответил он все так же ровно, — никогда.
— Никогда?
— У вас был выбор, — ответил он бесстрастно. — Это было ваше желание.
Две геммы отгреб в сторону, оставшиеся рассматривал долго, поднимал и вглядывался так, словно видел внутри сложнейшую структуру, наконец покачал головой.
— Ничего подобного не видел. Грубая работа, примитивное исполнение, низкий уровень. Для чего предназначены, не знаю.
— Наверное, китайцы делали, — пробормотал я. — Или в Люберцах в подвале на коленке… Ладно, а эти две?
Он ответил ровно.
— Опознаны.
— Тогда давай и эти?
Он покачал головой.
— Нельзя. Нужно взять обе и вживить одновременно. Вот как я вживил вам в локоть и в лук. Только для этих двух нужен арбогаст. Один кристалл вам в другой локоть, а другой — в лоб арбогаста. Я пробормотал:
— Арбогаст… Ну да, арбогаст, как это я сам не вспомнил?.. Только что-то забыл малость, как он выглядит, этот арбогаст?
Он ответил, ничуть не удивившись, по-моему, у него чувства удивления вообще нет, как у спящего человека: