Глава 13
К вечеру мы, здорово проголодавшись, спустились в нижний зал. Сэр Смит сразу же заворчал, усы воинственно растараканились. За дальними столами, сдвинув, расположились рыцари Юга. Столы ломятся от еды и вина, однако рыцари, как я отметил сразу, как будто бы собрались пообщаться, давно не виделись: за соседними столами жрут, насыщаются, хватают мясо руками и жадно пихают в пасти, чавкают и рыгают, с хрустом разгрызают кости или же с грохотом выколачивают о стол мозговые кости, а эти беседуют и обмениваются шутками, а заодно небрежненько так это режут мясо на тонкие ломтики, изящно отправляют в пасти. Причем ломтики настолько крохотные, что не только не выпячиваются изо рта безобразными выпуклостями, но даже не мешают беседе.
Вином запивают тоже деликатно, небольшими глотками. Никто не расплескивает вино по столу, не лакает, аки нормальный мужчина, то есть так, что льется из кувшина по губам на грудь. Да никто, кстати, не пьет из кувшинов, все догадываются, зачем существуют кубки. Герцог во главе стола, и хотя его стул ничуть не выше остальных, но сам герцог явно возвышается над соратниками. К нему относятся уважительно, всякий раз умолкают, едва он заговорит, однако чувствуется, что он для них в первую очередь — старший друг, а не сюзерен.
— Черт бы их побрал, — проворчал Смит, — в Каталауне с десяток харчевен! Через дорогу таверна куда богаче… Могли бы и там!
— Да ладно, — сказал я, — будь добрее.
— Добрее?
— Ну тогда копи злость, — посоветовал я.
— Это уже лучше, — проворчал он.
Мы отыскали место за столом, где пировали трое рыцарей из соседнего королевства, все усталые, раздраженные и голодные, как стая волков. Под их натиском мясо в тарелках исчезало, едва успев появиться, собаки под столом вовсю хрустели костями, и, лишь утолив первый голод, они начали переговариваться, я не прислушивался, но первые же слова заставили насторожиться:
— Прибыли купцы с южных земель… ну, не из самых что ни есть, туда доступ закрыт вовсе, но из весьма населенных королевств. И вести оттуда принесли весьма неприятные. Есть такое королевство Зеловия, крохотное и почти без армии, правит им королева Виганда. Она никому не представляет угрозы, но оказалась достаточно умной женщиной, чтобы не пытаться искать защиты у одного из королей, как поступила бы любая другая…
Второй спросил нетерпеливо:
— И что она сделала?
— Виганда попросила защиты сразу у всех, — ответил первый со смехом. — И все, опасаясь друг друга, дали дружную клятву, что если кто-то из них посмеет посягнуть на ее королевство, то остальные сомнут наглеца и разнесут его королевство вдрызг. Так вот, я отвлекся, ее королевский дворец стал местом встреч. Сам понимаешь, никто не хочет урона своему престижу, ехать в замок соперника, а встречаться для долгих переговоров в чистом поле — дурость. Любой ливень может все испортить. Так вот в ее замок прибыли короли семи земель, долго вырабатывали план и решились составить совместное войско для наступления на Север.
— Ого!
— Возможно, они уже в пути. Или седлают коней.
Помолчали, торопливо разливая по кубкам вино, а первый, который наливал, не удержался и присосался к кувшину. У него начали отнимать со смехом, в котором сквозило раздражение, вспыхнула ссора, дальше я не прислушивался, хотя они на другом конце стола, подумал, что Юг все-таки не отказался от планов подчинить себе земли Севера. Пусть семь королей — еще не весь Юг, но все-таки война близко…
Я поймал за полу пробегающего слугу, заказал птицу, лучше — гуся с яблоками, перепелок с тертыми орехами и рыбу. Смит обратил мое внимание, что рыбу никто не ест, вчера в постный день всем опротивела, но я ответил, что мы, как добрые христиане, все равно будем есть рыбу, ведь Христос ел рыбу и других кормил в какой-то там пустыне.
Разделывая гуся, сэр Смит сообщил вполголоса, что перо у герцога Валленштейна на шлеме — не простое перо, а всем перьям перо. Есть такая хищная птица кобец, обитает только на самых-самых высоких горах, гнездится на неприступных утесах, туда не взобраться, многие смельчаки пытались добыть птенца, имена удачливых теперь в песнях и легендах. Очень редко удается подняться на такую высоту, чтобы подобраться на выстрел из лука к кобцу, еще труднее попасть, перья из хвоста этой птицы стоят дорого, но пока никто из добывших их с ними не расстался. Каждый носит с гордостью…
Он рассказывал, невольно надуваясь: как же, героизм; я слушал, знакомо, кивал, соглашался. Нам всем нужно что-то такое, чтобы выделяться из серой толпы, нужны символы, желательно — красивые или хотя бы должны казаться красивыми тем лохам, которые их не видели. К примеру, забритые на флот парни из степей Украины, возвращаясь после службы, хвастливо рассказывали млеющим от восторга девкам и завидующим парням о дивных птицах-альбатросах, вольных и прекрасных, что улетают так далеко в море, что не видно берегов…
Такие же несчастные, что ради пропитания вынуждены забираться в погоне за дикими козами высоко в горы, рассказывали о дивном цветке эдельвейсе, что растет так высоко в горах, что туда ни зверь не поднимется, ни птица не залетит… Да, я, конечно же, был, видел, любовался… Ну и что, вот так и ляпну правду, что цветочек — самый заурядный? И тогда померкнет моя слава карабкателя на неприступные Альпы, через которые Суворов сумел провести русскую армию, правда, погубив половину, по той самой дороге, где тысячу лет назад прошел с армией Ганнибал, сохранив даже слонов? Нет уж, слава карабкателя и романтика выше, чем сомнительная репутация разоблачателя, так что вот вам: да, сказочно прекрасен цветок, сказочно! Да, я сам видел, своими глазами!
Хотя на самом деле произносится совсем другое: да, я сумел взобраться так высоко, а вот вы — нет! На самом же деле альбатрос — довольно уродливая и неряшливая птица, а эдельвейс — простенький цветочек, ничего в нем необычного. Даже проще и зауряднее одуванчика, что весной усеивает обочины любой дороги. И альбатрос, и эдельвейс нужны для того, чтобы возвысить себя хоть чуточку над остальными, взять реванш, ибо понятно же, что более сильные захватили внизу плодородные долины, а слабых оттеснили в горы, а во флот забрали тех, кто не сумел откупиться или выставить вместо себя батрака. Так и сейчас, конечно же, Валленштейн — герой… в глазах деревенских дур и деревенских парней, что не видели мира дальше своей околицы.
Смит недовольно хрюкнул, взгляд его был устремлен через мое плечо. Я обернулся, между столами в нашу сторону пробирается Кадфаэль, Пес чинно идет рядом, но потом не выдержал и стрелой пронесся, сбивая народ. Я поспешно велел ему сесть, лечь и вообще спрятаться под стол, чтобы лапы не оттоптали.
Кадфаэль вежливо пожелал доброго здоровья и хорошего аппетита, я знаком велел поставить и перед ним тарелку, указал на кувшин.
— Пока промочи горло.
— Как можно? — испугался Кадфаэль. — Это нехорошо…
— Совсем не пьешь? — удивился Смит.
— Нет, из горлышка нехорошо… вон кубки уже несут.