Край земли искрился, солнце высунуло раскаленную лысину, оттуда сразу пошел радостный свет, а от всех предметов побежали угрюмые, бесконечно длинные тени.
Запыхавшись, я вылетел из леса и взбежал на вал. Сердце оборвалось и покатилось в темный ров. Мост поднят, незамеченным вернуться не удалось...
Внезапно послышался скрип. Я не верил своим глазам, подъемный мост очень медленно пошел вниз. Я дергался, стискивал кулаки, оглядывался на встающее солнце. Беольдр сейчас поднимается, а то уже и встал, седлает коня. Спрашивает Терентона, куда мог деваться из запертого замка его спутник... С другой стороны, кто, как не Терентон, опускает подъемный мост? Вряд ли ему сообщили, что я вернусь, да еще вот так. Явно, завидев меня, терзается страхом, что если я убежал из Морданта, такой герой, то ему не сносить головы... Но и оставить меня здесь бесполезно, ведь Беольдр все равно выедет из замка, я брошусь навстречу и все расскажу, мы тут же вернемся, чтобы все здесь сжечь и разрушить...
Концы бревен опустились на уровень моего пояса, я подпрыгнул, вскочил на мост и побежал к воротам. Мост опускался еще пару секунд, потом остановился и начал подниматься.
Я выбежал во двор. Дверь здания распахнулась, вышел Беольдр. Лицо его было хмурым и подозрительным.
– Дик, – проговорил он с великим удивлением, – где ты был?..
Краем глаза я увидел, как из башенки ворот спустился Терентон. Лицо его побледнело, он старался не смотреть в мою сторону, но уши вытянулись, как у самого породистого эльфа.
– Я? – переспросил я. – Вообще-то у меня было ночью такое приключение...
Беольдр насторожился, Терентон стал еще несчастнее.
– Что случилось? – потребовал Беольдр.
– Да когда наступила ночь, – сказал я, – мне было так душно... я пошел к колодцу напиться... Вода холодная, правда!.. Зубы ломит. А потом пошел обратно, но в потемках заблудился, я ж тут не знаю, где и что. Блуждал, блуждал, пока не понял, что уже хожу по пятому разу, а конюшни все нет... Свалился в каком-то углу. Вот только сейчас проснулся. Все тело болит, спал на каких-то поленьях...
Со стороны Терентона послышался мощный вздох. В его смертельно бледное лицо возвращалась кровь. Он пугливо посмотрел на меня, тут же отвел взгляд.
Беольдр взглянул в сторону подъемного моста:
– Что там у тебя скрипит?
– Уже меньше, – ответил Терентон поспешно. – Вы, ваша милость, изволили не одобрить скрип. Вот я утречком, чтобы вам угодить, смазал, цепи. А потом разок опустил и поднял, чтобы масло протекло во все щели...
Беольдр благосклонно кивнул.
– Еще смажь, – велел он. – Все равно скрипит. Вечно вы, торговцы, жадничаете! Даже масла вам жаль, которым хоть подвалы заливай... Ладно, Дик, иди быстрее седлай коня. Мой уже готов, понял?
– Понял, – пробормотал я. – Поверьте, ваша милость, мне так стыдно, так стыдно.
Я побежал к конюшне, едва не упал, а когда распахнул ворота, одна только мысль жгла череп. Как с такой задницей я смогу выдержать весь обратный путь?
Обратный путь я не выпускал молот из руки, то и дело швырял в любую подозрительную тень, даже если то в самом деле оказывалась тень от дерева или камня. Наше возвращение сопровождали страшный грохот, треск, падающие деревья, так что устрашенные тролли, гоблины и всякая мелочь вроде диких зверей рисковать шкурой не стали...
Беольдра приветствовали еще в городских вратах, как героя. Двух коней с таинственным бартером тут же увели в сторону королевской оружейной, а ко мне подошел молодой священник, за его спиной маячили двое стражников. Мечи у них в ножнах, но оба держали острые копья. Один сразу же взял коня под уздцы, а второй окинул острым взглядом мои доспехи в поисках щелей.
– Сын мой, – сказал священник, хотя явно мне ровесник, – я готов проводить тебя в святое место.
– К мощам? – переспросил я.
– Нет, – ответил священник. – Тебя готовы выслушать... в другом месте.
Мое распаренное долгой дорогой тело как будто бросили в ледяную воду. Доспехи сразу показались невыносимо тяжелыми. Я медленно спешился, стражник потянул коня в сторону.
– Не беспокойся, – сказал священник елейным голосом. – О нем позаботятся.
– О, не сомневаюсь, – пробормотал я. – Это же конь, не какой-нибудь человек... Тем более простолюдин.
Глава 8
Стены покачивались, а ноги мои подгибались, становясь ватными или, напротив, превращаясь в негнущиеся колоды. Сердце сжималось, а страх уже заранее растолок в пыль все доводы и оправдания.
Молчаливый слуга распахнул перед нами дверь. Стражник остался, священник повел через анфиладу залов, строгих, с неимоверно высокими стрельчатыми сводами. Если там, в своем мире, я видел церкви – уютные и вкусные даже с виду разукрашенные домики, куда старушки носят «освятить» сдобные куличики да пасочки, чтобы потом вернуться домой и лопать их, лопать, лопать от пуза, где сами священники больше, чем службой, обеспокоены задержкой месячных у жены и яловостью коровы, – то здесь сама мысль о том, что человек способен есть, показалась бы кощунственной, дикой. Здесь живет дух, здесь знают твердо, что все тлен, кроме чести, доблести, служения Богу и того высокого, что есть в человеке, но о чем в мирской суете забываем и... затаптываем.
Перед дверью высился огромный монах, голову потупил, руки сложил, но не по-наполеоновски на груди, а совсем смиренно, как у футболиста в стенке перед штрафным ударом. Священник сказал ему кротко:
– Вопрошающий доставлен, брат мой.
Монах наклонил голову и, не поднимая головы, толкнул дверь. Вообще-то вопрошающий здесь больше я, успел подумать я и даже жалко порадоваться, что остатки трусливого самообладания сохранил, но дверь распахнулась, и остатки моей трусливой души ушли в пятки, а там забились под истоптанные стельки.
Небольшой темный зал, куда меня доставили, как нельзя больше подходил для судилища. Единственное освещенное место у каменной стены, и когда я туда встал, сразу вспомнил все и всех, кого и зачем ставили к стенке. Светильник над моей головой растягивал круг света еще на три шага вперед и в стороны, но дальше полумрак, темные фигуры в креслах, но даже сейчас, как схватывают мои быстро приспосабливающиеся глаза все они в бесформенных плащах и капюшонах, закрывающих лица.
Страшное одиночество сковало душу. Семь фигур в плащах, строгий и бесчеловечный собор, каменные стены из массивных глыб, снизу тянет холод подземелья ноги дрожат, а эти фигуры рассматривают меня молча, словно умеют смотреть сквозь человека, как сквозь туман.
– Мы слушаем тебя, Дик, – донесся бесплотный голос,
Я сразу увидел за этим голосом старца, уже утратившего все человеческое, не способного вкушать жареное мясо с острыми специями, забывшего, как выглядит женщина, вообще забывшего, как выглядит мир за стенами.