Сперва я увидел возникшую трещину, тяжелый грохот донесся следом. Откололся не сам карниз, трещина прошла выше, и теперь на замок медленно падал, с каждым мгновением набирая ускорение, огромный кусок скалы, размером едва ли не с сам замок.
Я повернул коня, ветер засвистел в ушах. Я поравнялся с Сигизмундом, он придерживал коня, в этот миг земля вздрогнула, качнулась, конь растопырил ноги, стараясь не упасть, задрожал всем телом.
– Вперед! – закричал я. – Если и будет погоня, то теперь... не скоро.
Все сидели на конях неподвижно, смотрели на меня круглыми глазами на одинаковых вытянувшихся лицах. Даже у Бернарда вытянулось.
– Ваша милость, – произнес наконец Сигизмунд, – это вы с какой-то целью...
Он указывал пальцем мне за спину. Я молча выругался. Коня я освободил от стены, но не от цепей. Они волочились следом, на одной прыгала громадная глыба с вбитым в нее штырем. За нами оставалась не канава, а пунктирная линия глубоких вмятин в почве, в каждой мог бы укрыться пулеметный расчет.
Сигизмунд правильно понял мое страдальческое выражение, торопливо соскочил, конь позволил ему отцепить цепи с железного обруча на груди. Я видел, как молодой рыцарь побагровел от натуги. Надо было приподнять цепь, снимая с крюка, а потом так же приподнять другую...
Совнарол вскинул глаза к небу и что-то шептал. Солнце поднялось над краем земли, впереди нас пролегли длинные тени. Мир обрел краски, трава сразу стала зеленой. Ланселот, хмурясь, тронул коня, посылая вперед, Сигизмунд догнал, крикнул:
– Пора сворачивать!
– Нет, – отрубил Ланселот. – Мы должны исполнить свой долг.
Сигизмунд просиял.
– Вы о доспехах?
Ланселот бросил в его сторону подозрительный взгляд.
– Каких доспехах?
– Доспехах святого Георгия!
Ланселот напрягся, его глаза быстро пробежали по окрестностям, даже взглянул наверх в синее небо.
– Что тебе известно?
– Только то, – ответил Сигизмунд простодушно, – что я их спрятал неподалеку.
Ланселот отшатнулся в седле. Выпуклые глаза стали еще крупнее, потомив них загорелся холодный гнев.
– Если это шутка...
Сигизмунд вскинул брови, сделал большие глаза.
– Какие шутки? Вот та гора, чуть левее, там каменная насыпь... Мы с Гуголом сунули доспехи в щель, он еще палец прищемил, орал, а потом завалили камнями. Место приметное.
Гугол подпрыгивал в седле с другой стороны, возмутился:
– Враки!
Ланселот обронил презрительно:
– Я так и думал. Откуда у вас доспехи?
– Да нет, – пояснил Гугол, – я вовсе не орал, он все клевещет! Правда, больно было, в глазах потемнело. Я ж не рыцарь, я чувствительный. А доспехи мы в самом деле в щель, и камнями, камнями... Простыми камнями, не освященными.
Бернард и Асмер начали прислушиваться, Асмер оглянулся на меня, я сделал каменное лицо. Сигизмунд начал забирать вправо, Гугол подпрыгивал в седле, визжал, улюлюкал, указывал пальцем. Гора проплывала мимо, коричневая, как глина, изрытая трещинами и норами. Наконец Сигизмунд остановил коня, начал озираться.
Ланселот сказал громко:
– А теперь я услышу, что вы забыли место, где спрятали найденные вами святые доспехи?
Сигизмунд дернулся, покраснел от гнева, но я сделал ему предостерегающий знак. Сигизмунд выдохнул воздух, процедил сквозь зубы:
– Доспехи отыскал и взял сэр Ричард! И защищал их от врагов. Да, я помню, где они сейчас.
Ланселот смерил его взглядом, Сигизмунд выпрямился и надменным жестом бросил ладонь на рукоять меча. Его квадратная челюсть выдвинулась, хотя и не так далеко, как и без того выдвинутая нижняя челюсть Ланселота.
Некоторое время они ломали друг друга взглядами, пока Бернард не сказал раздраженно:
– Да где же искать? У нас совсем нет времени.
Сигизмунд спрыгнул, но бросился не к зияющим норам, а принялся разгребать ближайшую каменную насыпь, Бернард помог разбросать камни. На свет появился мешок, громыхнуло, звякнуло. Ланселот медленно бледнел. До этого мгновения еще оставалась надежда, что это все мальчишечья похвальба, а доспехи найдет и привезет он, Ланселот Озерный, лучший рыцарь Пограничных земель.
Асмер помог слезть на землю Совнаролу. Как слепой, тот вытянул дрожащую руку. Бернард поднес ему мешок, Совнарол приоткрыл край мешка. В глаза ударил чистый свет, перед которым солнечный показался серым. Но этот свет не слепил, Бернард пару мгновений смотрел, отвел взгляд, прошептал:
– Да... Это доспехи святого. Я чую... Моя мохнатая душа вострепетала...
Совнарол приложился губами к панцирю. Все слезли с коней, встали на колени. Совнарол начал читать благодарственную молитву. Только мы с Гуголом молчали, но Гугол хотя бы шевелил губами, привык прикидываться человеком или уже стал им больше, чем я, а я дергался и оглядывался по сторонам, там вроде хрустнула ветка, а вон оттуда вроде бы конский топот.
Они еще не закончили литургию, я сказал просяще:
– Теперь бы убраться отсюда... Я тоже чую, но не святость, а присутствие нечистой силы...
Ланселот очнулся, сказал не своим голосом:
– Да, надо уходить. В нашу сторону приближается зло.
Около часа мы шли на рысях, но кони устали, начали ронять пену. Ланселот решился на короткую остановку, велел коней расседлать, обтереть пот, дать обсохнуть. Кони могут пощипать травы, а для нас вон ручей, пей вволю.
Передышка была короткой, мы все чувствовали приближение беды, как звери заранее знают, когда дрогнет под ногами земля или пойдет ливень. Кони еще не успели перевести дыхание, как Ланселот шагнул к своему, но замер на полдороге, прислушиваясь, рука метнулась к мечу. Гугол вскочил, заметался, он даже не понял, с какой стороны слышен стук копыт. Я, как сидел, нащупал молот, обнажил меч и положил на землю рядом с собой.
На дорожке показался всадник в оранжевом плаще, в странных доспехах такого же оранжевого цвета. Даже конь выглядел оранжевым. За ним ехали по двое, больше тропка не позволяла, такие же оранжевые всадники. Солнце блестело на их доспехах сдержанно, в нем не было наглого блеска начищенного солдатского железа, они выглядели так, как будто в самом деле из золота.
Гугол прошептал в страхе:
– Всадники Юга!
Сигизмунд и Совнарол в один голос торопливо шептали молитву, пальцы Сигизмунда сложились в щепотку, а другой рукой он трогал крестик на шее. Поймав мой взгляд, покраснел и бросил ладонь на рукоять меча.
Всадники остановились, нас рассматривали с холодным брезгливым любопытством. У меня побежали по спине мурашки: глаза у всадников отливают абсолютной чернотой. Даже глазные яблоки, которым надлежит быть белыми, у этих черные, абсолютно черные, словно из-под век смотрит сама пустота... но сейчас на их лица падает свет, я видел блестящие черные глазные яблоки, черные, как антрацит на сколе. Один подъехал ближе, сказал холодно: