Лиходеи с Мертвых болот - читать онлайн книгу. Автор: Александр Зеленский, Илья Рясной cтр.№ 14

— Нет, немцы вам этого не простят. Будет новая война! — покачал головой пан Ян.

— Что будет, то будет, — сказал Витовт, дружески похлопав Бельского по плечу.

Только поздним вечером пап Ян смог вернуться к своим лучникам, коротавшим время за игрой в кости. Сотника среди них не было.

— Где Олекса? — спросил он у подчиненных.

— Не в себе он, ясный пан. Ходит, как привидение, по крепостной стене. Там его и найдешь, — ответил один из десятников.

Действительно, сотник Олекса Смелый неприкаянно бродил по каменным лестницам, ведущим на стены крепости. Иногда его приветствовали знакомые стражники, охранявшие наиболее уязвимые для проникновения врага места. Но Олекса не отвечал на приветствия, словно сомнамбула следовал он по узким ходам и переходам, освещенным только неверным светом факелов. С того самого дня, когда впервые встретил на балу в доме Бельских панну Ядвигу и перебросился с ней парой слов, он чувствовал стеснение в груди. Все мысли теперь у него были обращены только на эту белокурую гордую красавицу.

Сотник дважды пытался поведать полячке о своих чувствах, но оба раза его постигала неудача. И все по вине самой пани Яди. Как только та видела растерянное лицо Олексы, то тут же начинала над ним подшучивать, упрекая в робости с женщинами. Но однажды она сама пригласила его прогуляться у стен замка. Этой поездки молодой влюбленный никогда не забудет. Именно тогда ему впервые удалось выдавить из себя слова любовных признаний и предложить полячке руку и сердце. Она обещала ему ответить через несколько дней. И вот тот день настал! Встреча должна была состояться в одинокой беседке, затерянной в лесу на берегу озера. Однако когда Олекса примчался туда на крыльях любви, он обнаружил там полный разор. Беседка догорала. Земля вокруг нее была истоптана конскими копытами.

Все разъяснил один из слуг пани Яди, которому чудом удалось спастись от напавших на беседку орденских слуг.

— Я видел того негодяя, что увез нашу добрую госпожу, и готов указать его вам! — заявил он.

В одиночку преследуя отряд хорошо вооруженных врагов, Олекса домчался до самого пересечения двух дорог. Одна из них вела в Штейнгаузенский замок. Он готов был сломя голову скакать дальше и в одиночку взять приступом монастырские стены, но здравые размышления о сильном гарнизоне, состоящем из двенадцати рыцарей и не менее сотни драбантов, удержали его от необдуманных действий.

Вернувшись в Трокский замок, где находился небольшой отряд псковских лучников, сотник поспешил поведать пану Яну все свои горести в отношении потери возлюбленной.

— Надо напасть на замок и полностью разрушить его! — восклицал он.

— Не торопись, еще не время, — сдерживал его порывы пан Ян. — Придет срок — и эти крыжаки еще зальются кровавыми слезами. Тогда-то мы и припомним им все обиды! А пока еще не пробил час.

— А может быть, обратиться за помощью к нашему князю? — Олекса посмотрел на балкон княжеских покоев.

— Ему только и дел, что спасать чужих невест… — скептически проговорил пан Бельский. — У него теперь о другом голова болит: как бы прибрать к рукам великокняжеский престол.

— Ну, тогда я сам проберусь в рыцарский замок и спасу панну Ядю…

— Эх, молодо-зелено! — улыбнулся командир лучников. — А ведь выглядишь умудренным опытом воякой. Мне бы твои годы, твою неуемную страсть!.. Увы, все прошло и кануло в вечность. Не горюй! Не будь я сыном славного Здислава Бельского, бившего проклятых крыжаков во время сражения у Ворсквы! Мы еще потешимся… А ну позвать сюда моего мудрого друга Марко. Кстати, вот и он. Ты, старый товарищ, появляешься всегда в тот момент, когда в тебе есть нужда… Уж ты-то сумеешь дать добрый совет, как нам вызволить паненку из лап орденских вертопрахов!

…От воспоминаний о недавнем прошлом Олексу отвлекло появление на гребне стены друга и начальника — пана Бельского — собственной персоной.

— Вот где ты прячешься! — пробасил он. — Не волнуйся, все в порядке. Очень скоро мы получим известие из замка монастыря. И надеюсь, это будут добрые вести. Порукой тому то, что придут они от человека, нам хорошо известного и проверенного. Наберись терпения.

— Уж лучше бы сразу в бой! — простонал Олекса. От избытка чувств он запустил камнем, который до того держал в руке, в темный угол крепостной стены. Оттуда раздался крик боли, и тут же ноги в сандалиях быстро застучали по ступеням лестницы, ведущей вниз.

— Нас подслушивали! — вскричал сотник — и бросился вперед, обнажая меч. Но сколько он ни искал, наушника так и не нашел. Тот словно в преисподнюю провалился…»

(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского.)

Варвара не умела долго горевать. Она любила жизнь. Любила себя, молодую и красивую в этом интересном, наполненном радостным очарованием и лишь изредка печалью, мире. Она жила сегодняшним днем, не желая заглядывать в сколь-нибудь отдаленное будущее, а еще меньше — думать и сокрушаться о прошлом, в котором было немало всякого.

Больно прошлось лихолетье по ней. Сгинула в страшные годы вся ее семья, а сама Варвара, на счастье, очутилась в деревеньке у губного старосты, любившего красивых девок.

Чего только ни творилось в селе. Бывало, староста и воевода упивались так, что плясали голыми или выряжались в срамные одежды. А уж пили, как свиньи в зной. И как напьются — до девок охота в них просыпалась. Вот полгода назад пьяный взор воеводин на Варваре и остановился… Ну, что было, то было и теперь быльем поросло. Такие уж бабьи дела — подневольные. Ни злости, ни возмущения, ни, тем более, ненависти к воеводе у нее не было никакой. Варвара даже жалела его и по голове гладила, когда он, всхлипывая, пьяно талдычил:

— Ох, грехи мои тяжкие. Скольким душам христианским от меня туго пришлось. Ох!..

И Варвара вытирала ему слезы, уверяла, что лишь доброта и покаяние — путь к спасению, и тогда Господь не только все грехи простит, но и вознаградит, ибо кто в грехе раскаялся — для Бога даже дороже того, кто греха этого не совершил. Тут у Варвары голова работала — языком молола баба без устали да и горела искренним желанием наставить заблудшую овцу на правильный путь.

А воевода кивал и обещал назавтра чуть ли не с сумой отправиться в Москву, а потом — и по святым местам, грехи замаливать. Но это бывало вечерами, а утром, проснувшись с перепою злым и больным, он тут же приказывал выпороть кого-нибудь из холопов, который, по его мнению, недостаточно расторопен или чересчур вороват. Да, Богу Богово, а воеводе — воеводино…

Свет в большую комнату терема падал через небольшое, больше подходящее для бойницы, да и задуманное для этого, оконце. Мебели было немного — на Руси не любили ее излишек: резной, обитый медью сундук в углу, несколько левее — лавки, в центре — длинный дубовый стол, по обычаю покрытый серым куском холста. Иметь непокрытый стол считалось неприличным.