Цветок для Ее Величества - читать онлайн книгу. Автор: Каролин Вермаль, Райан фон Рюбен cтр.№ 58

Все действо напоминало военную операцию.

Лев отреагировал и бросился на гиен, стараясь отпугнуть нахалок и делая вид, словно хотел напасть на одну из них. Когда одна из тварей уходила из опасной зоны, могучий зверь останавливался.

Схеллинг выбыл из борьбы. Он лишь лежал на земле и тихо стонал. Мэссон, напротив, воспользовался моментом, когда льва отвлекли, и на четвереньках подполз к фургону, который с трудом, но все же удерживал на месте Эулеус, хотя лошади в ужасе бились в упряжке.

Тунберг и Джейн протянули Мэссону руки, схватили под локти и втащили в кузов. Эулеус отпустил тормоза, лошади бросились во весь опор, а пассажиры повалились в кучу.

Мэссон оказался подо всеми. Он ударился головой о деревянный ящик. Фрэнсис потерял сознание, а упряжка неслась по равнине галопом под ясным, усыпанным звездами небом, оставив позади рык раненого льва, неистовый хохот гиен, схватившихся в смертельной битве. Но в хаосе страшной резни диких животных последнее, что врезалось в память Мэссона, — это голос Схеллинга. Тот умолял, чтобы его не оставляли.

Глава 44

21 ноября 1805 года, Канада

На Пойнт-Клэр опустилась ночь. Огонь в очаге летней кухни освещал лица всех, кто слушал историю. Старик огляделся в поисках чего-то и еще плотнее укутался в одеяло, хотя к огню сидел ближе всех. На его лице вновь появился румянец. История, казалось, действовала на него как источник вечной молодости.

Собралась вся семья, и молодой Роберт Грант слушал с разинутым ртом, несмотря на то, что сидел на коленях у матери, а она закрывала ему уши. Она не хотела, чтобы сын узнал последние ужасные подробности повествования.

Джордж Грант с порога окинул взглядом комнату и заметил, что старший сын усердно делает заметки. Когда Джек обнаружил это, он нахмурился и перестал обращать внимание на отца.

Неожиданно гость зашелся в сильном приступе кашля. Он отвернулся от озабоченных взглядов членов семьи Грантов и прижал ко рту платок.

Потом он спрятал платок, на котором виднелись темно-красные пятна, в складки одеяла, глубоко вздохнул и снова обратился к своим слушателям:

— Хотя нам и удалось уйти от львов и гиен, но мы не могли быть уверены, что переживем обратную дорогу в Кейптаун. У нас больше не было запасных лошадей, возрастала опасность, что какое-нибудь животное в упряжке захромает. Впрочем, мы не могли позволить себе теперь сбавить скорость, потому что хоса вышли на тропу войны.

Основной подход Тунберга заключался в том, чтобы слепо бросаться во все тяжкие. Каждый день он вместе с Эулеусом предпринимал разведывательные вылазки, чтобы удостовериться, что нас никто не преследует. Возвратившись, он уговаривал Джейн и меня отправиться вместе собирать растения, а Эулеус с фургоном двигался вперед.

Сначала я не мог согласиться с тем, что мне придется оставить хоть на некоторое время цветок для королевы, и снова и снова подъезжал к повозке. Там я проверял, чтобы Эулеус не забыл изменить положение ящиков в фургоне, перемещая их по кругу, дабы каждое растение получило достаточно солнечного света.

Тунберг упрекал меня в том, что я якобы чересчур предан долгу и забочусь о цветках, как наседка о цыплятах. Джейн, однако, постоянно твердила, чтобы я спокойно занимался цветами: тогда они с Тунбергом проводили больше времени вместе. Сначала я был уверен в этом. В конце концов, отношения у нас с ней не сложились с самого начала, кроме того, они с Тунбергом принадлежали к знати, привилегированному, образованному обществу. Куда уж мне до них, простому садовнику!

Но постепенно я начал замечать, как все мы немного стали меняться. Что до меня, то я научился больше доверять Эулеусу и даже поручал ему ухаживать за цветами. В свою очередь, он уже не так мрачно смотрел на меня. Часто я слышал, как он напевает какую-то мелодию под нос, произнося клацающие звуки. Я еще не так хорошо владел его языком, чтобы улавливать все тонкости, но понимал, что он поет песню цветам, призывает их быть сильными, потому что они — последние из своего рода. К тому же они были обязаны перед своими собратьями выжить, выстоять, чтобы однажды вернуться в долину реки, в их общий дом, сожженный теперь дотла.

Сначала Джейн и Тунберг проводили вместе всю вторую половину дня, собирали растения, которые я должен был зарисовывать, спорили о том, как их нужно классифицировать. Но когда я не так много времени посвящал цветам, то понимал, что мы постепенно сплотились в единую команду.

В вопросах классификации Тунберг не терпел конкуренции, и Джейн всегда выбирала судьей меня, когда они со шведом не могли сойтись во мнениях.

Тунберг был одержим классифицированием и практическим применением растений. Но, может быть, из-за того, что я был садовником и Джейн тоже имела знания в области садоводства и ботаники, наши общие интересы заключались в том, чтобы узнать, как размножаются эти растения и что необходимо для их цветения. Вскоре Тунберг впадал в скуку и отправлялся один искать новые виды для своего гербария. А мы с Джейн, напротив, дни напролет могли проводить в дискуссиях о том, как быстрее размножить новую находку и обеспечить наилучшие условия для роста.

Ландшафт, по которому я добирался до Двуречья и на который я в погоне за цветком не обращал ровным счетом никакого внимания, предстал теперь передо мной в виде бесчисленных диких пустошей. Каждая расщелина и каждая трещина кипела жизнью: что-то ползло, прыгало, скользило, хрюкало, пищало, стрекотало или кричало, отмечая каждый новый день жизни. И эта жизнь не была обнесена забором или упорядочена с каким-либо умыслом. Это была жизнь, стремившаяся только к тому, чтобы уцелеть.

Посреди рощ африканских кáркасов и пастбищ, трава на которых доходила до пояса, паслись всевозможные виды животных, поедая сочную растительность. И я больше не мог не осознавать, что был окружен миром, в котором хотел провести всю жизнь. Пейзаж опьянял. И посреди всего этого была Джейн.

Возможно, именно поэтому я стал меньше времени уделять цветам, не только благодаря тому, что Эулеус наловчился за ними ухаживать, а потому, что растения напоминали мне о доме, матери и Констанции. Когда я путешествовал с Джейн, мне было легко забыть, что моего возвращения ждет мир, полный обязанностей и обязательств.

Стало легче, когда со временем, к своему удивлению, я почувствовал, что Джейн мои знаки внимания принимает охотнее, чем ухаживания Тунберга. Я попытался избавиться от мечтаний, что такая женщина, как Джейн, может испытывать удовольствие от общества простого садовника. Но все признаки этого были налицо, если внимательно вглядеться. Например, при переходе через ручей она протягивала мне руку, хотя прыгала ловчее любой антилопы.

Я знал, что, пока нахожусь в этих землях, ее чувства могут быть реальностью, а мне не нужно ничего делать, чтобы объяснять свои эмоции. Таким образом я смог бы разорвать цепи, которые приковывали мое сердце к жизни, имевшей лишь одну цель — исполнение обязанностей — и не предусматривавшей никаких проявлений любви, которая теперь казалась неотъемлемой частью существования.