Любовь и другие иностранные слова - читать онлайн книгу. Автор: Эрин Маккэн cтр.№ 42

После того самого ужина я обнаружила, что Росс тайком положил мне в сумку диск «Paradise Theater». Перед сном я написала ему длинное восторженное письмо с благодарностями, в котором промелькнули слова медоточивый и несказанная.

Медоточивый – голос Денниса ДеЯнга.

Несказанная – моя благодарность за «Paradise Theater».

Я уже была по-детски влюблена в Росса, и этот подарок еще прочнее утвердил его место в моем сердце.

Однако даже этой песне не удалось угасить мой гнев: теперь я знала, что Кейт всей семье выболтала то, чем я поделилась с ней по секрету. Она рассказала им все, кроме имени Итана. Будто все остальное хранить в тайне было необязательно.

Как и всегда, десерт меня приободряет. Мы собираемся дома в гостиной, все поют мне «С днем рожденья тебя», и мама вносит поднос с шоколадными пирожными в глазури: их испекли мы с миссис Истердей. А еще миссис Истердей подарила мне открытку, которую подписала своим безупречным учительским почерком: Ты превращаешься в очаровательную юную леди, Джози, и я рада, что мы знакомы. Она поздравила меня с праздником и поцеловала в щеку.

В каждое из пирожных воткнута свеча. Торты я не очень люблю. Когда все заканчивают петь, Джофф замечает:

– Но ведь пирожные похожи на торт. Даже консистенция у них бывает одинаковая. И как ты можешь всерьез утверждать, что пирожные тебе нравятся больше?

– Вот так и могу. А еще я могу всерьез сказать, что Софи Вейгмейкер нравится мне больше, чем Эмми Ньюэлл. Они обе девочки, но разница между ними есть.

– Отлично, – посмеивается папа.

Позже тем вечером, когда все разошлись по домам и Кейт уединилась в своей комнате, чтобы поработать, я помогаю родителям вымыть посуду. Ножом соскребаю излишки глазури с подноса, подбираю ее пальцем и ем.

– По шкале от одного до десяти, – обращается ко мне папа. – Когда единица значит «ужасно», а десять – «превосходно», как бы ты оценила свой шестнадцатый день рождения?

– Девятка. С козой все было бы совсем идеально.

– Важно, чтобы нам оставалось чего хотеть в жизни, – говорит мама.

– А по шкале от одного до десяти, – продолжает папа, – когда единица значит «ужасно», а десять – «превосходно», как бы ты оценила педагогические навыки своей матери?

– Ну, папа, – я улыбаюсь, глядя, как он обнимает маму за талию, пока она домывает последнюю тарелку в раковине.

– Отвечай! Маме нужны отзывы и предложения.

– За то, что я еще терплю вас обоих, ставлю себе десятку, – говорит мама. Я расцеловываю ее, а потом благодарю родителей за праздник и желаю им доброй ночи.

Я уже двадцать минут лежу в кровати и пытаюсь читать, но все продолжаю кадр за кадром проигрывать в голове события сегодняшнего вечера. Папа стучит в дверь, ждет, пока я скажу «Входи», и садится на угол кровати. Он протягивает мне маленький сверток.

Я разворачиваю плотную бумагу кремового цвета, и папа комментирует:

– Это нечто совершенно особенное.

Под оберткой скрывался блокнот в красной кожаной обложке, с разлинованными страницами: строчки узкие, как я и люблю.

– Папа!

– А теперь, Джози, послушай меня. Это не просто подарок, над ним надо потрудиться. Я хочу, чтобы ты пользовалась этим блокнотом ежедневно, и с определенной целью. – Он прикасается к обложке. – Это будет твой личный дневник, куда ты станешь записывать свои мысли, впечатления и суждения о том, что происходит сейчас в твоей жизни. Свои подлинные переживания. О себе, друзьях, школе, Кейт и своем сердце.

– Я знаю, что она рассказала тебе, – я пожимаю плечами. – Ну, разное из того, что я ей говорила недавно. Вот видишь, как она поменялась. Это не та сестра, что была у меня раньше.

– Неважно, что она мне рассказала. Я хочу, чтобы ты писала для себя и о себе, из глубин своего существа. Если хочешь, мы будем говорить об этом. И не будем, если не хочешь. Но, пожалуйста, пиши сюда ежедневно: так у тебя будет хотя бы одно место, куда ты сможешь изливать свои самые глубокие размышления. И это очень важно.

– Спасибо, – отвечаю я и подкрепляю благодарность поцелуем.

– Ты хорошая девочка, Джози. Обычно.

Он закрывает за собой дверь, и я пару раз пролистываю блокнот, чтобы разлепить новые страницы. Мне нравится этот свежий хруст. Потом я достаю ручку из верхнего ящика тумбочки и замираю. Я готова писать: ноги скрещены, блокнот открыт, ручка под идеальным углом нависает над первой восхитительно чистой страницей. Я целую вечность таращусь на бумагу, а потом перед глазами все расплывается белыми пятнами.

Я несколько раз моргаю и наконец пишу:

Это все очень неловко, лучше бы папа подарил мне свитер.

В субботу утром я получаю водительские права (сходство на фото получилось просто пугающим), а потом я сама веду машину домой из Саттон-Корт. Мы с отцом едем в задумчивом молчании: он размышляет о сложном сеансе, а я – о фотографии на правах.

Вечером воскресенья я оказываюсь за кухонным столом еще до ужина: работаю над своим проектом по языковой вариативности. Мне нужно побольше места, где бы разложить бумаги и книги. Как я и думала, проект оказался проще некуда, но все же сегодня вечером он почему-то меня тревожит. Вызывает смутное беспокойство: будто мне натирает кожу жесткая нитка и я никак не могу ее найти.

За ужином Джофф говорит что-то о том, что я веду себя слишком тихо. Наверно, он хотел вовлечь меня в разговор или заставить слушать один из своих монологов. Но я даже не знаю, замолчал он уже или нет, когда говорю маме: «Я сыта» и отношу тарелку в раковину.

В нашей семье понимают, что значит тишина. Родители не осуждают нас за молчание и никогда не пытаются вмешаться. Поэтому у Кейт просто нет причин быть недовольной, но все равно, когда Джофф уходит, она вламывается ко мне в комнату и называет меня грубиянкой.

Я прохожу мимо нее в ванную, закрываю на замок обе двери и сажусь на крышку унитаза. Если надо, так я могу просидеть всю ночь.

Скоро я забываю о ней. Отмокаю в обжигающе горячей ванне и безуспешно пытаюсь найти, откуда же торчит эта жесткая колючая нитка.

Я продолжаю поиски до, во время и после социолингвистики. После урока Итан зовет меня, остановившись у дверей.

– Ты сегодня какая-то рассеянная, – говорит он. – Все в порядке?

Вздох. Хороший такой вздох. Неописуемо хороший вздох.

– Да, спасибо.

– В Фэйр-Граундс пойдешь?

– Конечно.

– Можно присоединиться?

– Всегда можно. – Мы выходим наружу, навстречу первому солнечному и прохладному дню этой осени.

– …в Чикаго бывает, что… снежный эффект озера… но зимой… в этих краях? Джози?