Бродяги Севера - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Оливер Кервуд cтр.№ 97

Бари съел треть тетерки и остальные две трети тщательно спрятал у подошвы большой ели. Затем он побежал к ручью и напился. Теперь уж весь мир стал казаться ему совсем другим, чем был до этого. Величина счастья во многих случаях зависит от глубины страданий. Тяжелые переживания и неудачи сами по себе могут служить шкалой для определения счастья в будущем. Так случилось и с Бари. Всего только сорок восемь часов тому назад полный желудок не мог бы сделать его и в десять раз более счастливым, чем он был сейчас. Тогда самым сильным его желанием была мать, с этого же времени высшею целью его жизни сделалась еда. Во всяком случае то, что он чуть не умер с голода и от истощения, послужило ему на пользу, так как его опыт в этом отношении сделал из него, если можно так выразиться, мужчину. Он мог бы на долгое время расстаться с матерью, но ни за что на свете не согласился бы вновь пережить разлуку с нею в такие дни, как вчера и позавчера.

В этот полдень он отлично выспался под своей елью, а затем, вечером, выкопал из-под земли свою тетерку и поужинал ею. А когда наступила четвертая ночь, то он уже не прятался так, как три предыдущие. Он вдруг обнаружил в себе какое-то до странности тонкое чутье. Когда взошла луна и высыпали звезды на небе, то он стал прогуливаться по опушке леса и выходил даже на погорелое место. С каким-то новым для него трепетом он прислушивался к отдаленным крикам стаи волков, гнавшихся за добычей. Уже без малейшей дрожи он внимал бесовским крикам сов. Звуки и тишина теперь превратились для него в новую и многозначительную музыку.

Следующие день и ночь Бари провел по соседству со своей елью, а когда была съедена от тетерки последняя кость, то он двинулся далее. Теперь уж он вступил в такие места, где возможность существования не казалась уже ему опасной загадкой. Здесь жили рыси, а там, где водится рысь, как известно, имеется множество кроликов. Когда же кролики начинают исчезать, то рыси переселяются в более богатые дичью места. А так как кролики размножаются именно летом, то Бари имел к своим услугам множество дичи. Для него не представляло уже ровно никакого труда поймать молоденького кролика и загрызть его. Целую неделю он катался как сыр в масле, стал быстро расти и с каждым днем делался все сильнее. Но тем не менее он ни на минуту не переставал надеяться, что найдет свой дом и мать, и все шел и шел на северо-запад. Так он попал неожиданно в те самые места, где полуфранцуз-полуиндеец Пьеро расставлял свои ловушки.

Бари уже утомило одиночество, и сильно хотелось домой, и его маленькое сердечко жаждало теплой, дружеской ласки и материнской любви. Для него было невыносимо оставаться одному. Иногда тоска по родине и желание видеть морду Серой Волчицы и великолепную фигуру Казана были в нем так велики, что он начинал горько и безутешно плакать. Так собака стала теперь пересиливать в нем волка. Теперь он был маленьким, несчастным щенком. И эти его дом с Серой Волчицей и Казаном, и старая куча бурелома, где он когда-то чувствовал себя так хорошо, казались ему теперь далекими и потерянными навсегда.

И, безутешный, он с каждым шагом все далее и далее углублялся в неизвестное…

Два года тому назад Пьеро считал себя самым счастливым человеком в мире. Это было еще до появления «красной смерти». Он был полуфранцуз и был женат на дочери индейского вождя. Долгие годы они прожили в счастье и довольстве в бревенчатой хижине на берегу Серого омута. Несмотря на всю дикость и заброшенность своей жизни, Пьеро испытывал неизмеримую гордость от того, что у него была такая красивая жена – индианка Вайола, такая нежная дочь и такая незапятнанная репутация умелого охотника. Пока «красная смерть» не похитила у него жену, он не требовал от жизни ничего. Но вот два года тому назад от черной оспы умерла его жена. Он все еще продолжал жить в своей бревенчатой хижине на берегу Серого омута, но стал уже совсем другим человеком. Сердце у него разбилось. Он наложил бы на себя руки, если бы у него не было дочери Нипизы. Его жена назвала ее Нипизой, что по-индейски значит «ива». Нипиза росла быстро, как ива, нежная, как тростинка, и отличалась дикой красотой своей матери с небольшою примесью французского изящества. Ей было около семнадцати лет, у нее были большие, темные, удивленные глаза и такие прекрасные волосы, что какой-то проезжавший случайно мимо агент из Монреаля попробовал было их у нее купить.

– Нет, месье, – ответил Пьеро с холодным блеском в глазах, – они не продаются.

Два дня спустя после того, как Бари вступил в его владения, Пьеро с мрачным видом возвратился из леса.

– Какой-то зверь загрызает маленьких бобриков, – сказал он Нипизе по-французски. – Должно быть, рысь или волк. Завтра…

Он повел плечами и посмотрел на дочь с улыбкой.

– Мы отправимся вместе на охоту? – весело ответила она ему по-индейски.

Когда Пьеро улыбался ей так, как в этот раз, и говорил слово «завтра», то это всегда означало, что он предполагал взять с собою на предстоящую охоту и ее.

Еще одним днем позже, к концу полудня, Бари переходил через мост, перекинутый между двумя деревьями через Серый омут. Он держался на север. Тотчас же по ту сторону моста было небольшое открытое пространство, и он остановился около него, чтобы в последний раз порадоваться заходящему солнцу. Когда он стоял так недвижимо и весь превратившись в слух, опустив хвост, насторожив уши и обнюхивая своим тонким носом открывавшуюся перед ним северную сторону, то ни один человек в мире не решился бы утверждать, что видит перед собою молодого волка.

Спрятавшись за кустами можжевельника в ста ярдах от него, Пьеро и Нипиза наблюдали за тем, как он переходил через мост. Теперь было самое подходящее время, и Пьеро взвел курок. Тогда Нипиза тихонько тронула его за руку.

– Позволь мне выстрелить, отец, – зашептала она. – Я смогу убить его!

Усмехнувшись себе в ус, Пьеро передал ей ружье. Для него все счеты с Бари представлялись уже оконченными, потому что на таком расстоянии Нипиза могла попасть в цель девять раз из десяти. И, метко прицелившись в Бари, Нипиза крепко нажала пальцем курок.

Когда раздался выстрел, Бари высоко подпрыгнул в воздухе. Он почувствовал удар пули еще раньше, чем до него долетел звук выстрела. Затем он упал вниз и все катился и катился, точно получил тяжкий удар дубиной по голове. Некоторое время он вовсе не чувствовал боли. Затем она пронизала его, точно раскаленный нож, и благодаря ей волк уступил в нем место собаке, и с дикими, детскими криками, походившими на плач, он стал кататься по земле, корчась от боли.

Пьер и Нипиза вышли из своей засады за можжевельником, причем глаза у девушки сверкали от гордости, что она так метко попала в цель. Но она тотчас же и затаила дыхание. Ее смуглые пальцы конвульсивно вцепились в ствол ружья. Одобрительная улыбка замерла на губах у Пьеро, когда до них донеслись огласившие весь лес вопли Бари.

– Собака! – воскликнула Нипиза.

Пьеро взял у нее ружье.

– Черт возьми, – проговорил он. – Собака! Щенок!