На пресных морях живут люди в плавающих селениях,
[100]
неуязвимые для врагов и сами не дающие никому пощады.
Пандион спросил вождя, как далеко идет на юг земля Африки и верно ли то, что там солнце опять спускается ниже.
Старик воодушевился. Оказалось, что он сам начальствовал в великом походе на юг, когда ему не исполнилось еще сорока лет.
Они шли на двадцати отборных слонах за золотом и за драгоценной травой тамошних степей, возвращающей силы старикам и больным.
За большой рекой,
[101]
текущей с запада на восток, где гремят исполинские водопады и в столбах водяных брызг стоит вечная радуга, простирается необозримая степь голубых трав.
[102]
По краям степи, вдоль моря, на западе и на востоке растут могучие деревья, листья которых будто сделаны из полированного металла и горят на солнце, как миллионы зеркал.
[103]
Цвет травы и листьев на дальнем юге не зеленый, а серый, голубой или сизый, что придает местности чужой и холодный вид. И на самом деле, чем дальше на юг, тем холоднее. Дожди, которые там наступают во время нашей засухи, кажется, совсем уносят тепло.
Старик рассказал Пандиону о необычайном серебряном дереве, встречающемся далеко на юге, в горных ущельях. Это дерево, высотой до тридцати локтей, имеющее тонкую, поперечно морщинистую кору, густые ветви, покрытые блестящими, как серебро, и мягкими, как пух, листьями, исполнено волшебного очарования.
Бесплодные каменистые горы поднимаются исполинскими лиловыми башнями и отвесными стенами, а у их подножия ютятся корявые деревья, покрывающиеся большими пучками ярко-красных цветов.
В бесплодных местах степи и на россыпях скал растут уродливые кусты и низкие деревья.
[104]
Мясистые листья, наполненные ядовитым соком, сидят, как растопыренные пальцы, на самых концах попарно разветвленных, устремляющихся прямо в небо ветвей. У других такие же листья, красноватого цвета, загибаются вниз и образуют густую шапку на конце кривого ствола без ветвей, в четыре локтя высоты.
Близ рек и на опушках лесов встречаются развалины древних построек, сделанных из огромных камней, – видимо, могущественным и искусным народом. Однако сейчас никто не живет около развалин, только страшные дикие собаки воют в них при свете луны. По степи бродят кочевники-скотоводы или нищие охотники. Еще дальше на юг обитают народы с серой светлой кожей,
[105]
владеющие бесчисленными стадами, но туда не заходил отряд повелителей слонов.
Пандион и Кидого жадно слушали вождя. Повесть о голубой южной степи казалась сказкой, вплетенной в действительность, но голос старика звучал убедительно, он часто устремлял вдаль возбужденно блестевшие глаза, и Пандиону казалось, что перед стариком проходили сохраненные памятью картины.
Вдруг вождь оборвал рассказ.
– Ты перестал работать, – усмехнулся он. – Тогда мне придется сидеть перед тобой еще много дней!
Пандион заторопился, но это, пожалуй, было не нужно: молодой скульптор чувствовал, что бюст старого вождя удался ему, как ни одна вещь прежде. Мастерство зрело в нем незаметно и постепенно, несмотря на все перенесенные испытания; огромный опыт и наблюдения в Айгюптосе не прошли даром.
На третий день Пандион несколько раз сравнивал лицо вождя со своей глиняной моделью.
– Готово! – сказал он, глубоко вздохнув.
– Ты кончил? – переспросил вождь и на утвердительный кивок головы скульптора встал и подошел к своему изображению.
Кидого восторженно смотрел на создание Пандиона, едва сдерживая слова одобрения.
Одноцветная глина приняла все характерные черты властного, умного и сурового лица с твердыми, выдвинутыми вперед челюстями, широким покатым лбом, тяжелыми губами и раздувшимися ноздрями толстого носа.
Старый вождь негромко крикнул, обернувшись к дому.
На зов появилась одна из жен, молодая, со множеством мелких косичек, подрезанных челкой над бровями. Она подала старику круглое зеркало из полированного серебра, явно северной работы, неведомыми путями попавшее в глубь Африки.
Вождь поднес зеркало на вытянутой руке к щеке изваяния и сосредоточенно стал сравнивать свое отражение с творением Пандиона.
Пандион и Кидого ожидали суждения старика. Долго молчал вождь, наконец опустил зеркало и тихо сказал:
– Велика сила человеческого умения… Ты, чужеземец, владеешь этой силой, как никто в нашей стране. Ты сделал меня лучше, чем я есть, – значит, ты думаешь обо мне хорошо. Я отплачу тебе тем же. Какой бы ты хотел награды?
Кидого подтолкнул Пандиона, но молодой эллин ответил мудрому старику словами, казалось исходившими из самого сердца:
– Вот я весь перед тобой. У меня нет ничего, кроме копья, подаренного мне… – Пандион запнулся и порывисто закончил: – И мне ничего не нужно здесь, в чужой для меня стране… Еще у меня есть родина – она так далеко от меня, но это самое большое мое богатство. Помоги мне вернуться туда!
Учитель слонов положил руку на плечо молодого эллина отеческим жестом:
– Мне хочется еще говорить с тобой – приходи завтра вместе с твоим другом. А сейчас покончим дело. Я велю нашим мастерам высушить глину так, чтобы она не растрескалась. Теперь я хочу сохранить свое изображение. Они вынут лишнюю глину изнутри и покроют ее особой смолой – они умеют это делать. Только мне не нравятся слепые глаза. Можешь ты вставить в них камни, которые я тебе дам?
Пандион согласился. Старик снова позвал жену; она появилась на этот раз с ящиком, обтянутым леопардовой шкурой.
Из ящика вождь достал объемистый мешочек и высыпал из него на ладонь горсть крупных, прозрачных, как вода, граненых камней овальной формы. Необычайный искрящийся блеск их привлек внимание Пандиона – каждый камень как бы собирал в себе всю силу солнечного света, оставаясь вместе с тем холодным, прозрачным и чистым.
[106]
– Я всегда желал иметь такие глаза, – сказал вождь, – чтобы они собирали свет жизни, не меняясь сами. Выбери лучшие и вставь их.