– Она знает адрес квартиры на Фрунзенской?
– Никто не знает, кроме меня. Этот адрес даже вслух не произносится. Владик называет этот дом «фазендой». Если он произносит это слово, то я знаю, где его искать.
– Вы хотели рассказать о Наташе, Ираклий Георгиевич.
– Нет. Это вы хотели, чтобы я рассказал. Мне и Наташе принадлежит пятьдесят процентов акций, Владлену – вторая половина. Я коммерческий директор, Наталья Павловна Загорская – главный дизайнер. Каждый из нас тянет свою лямку. Мы друг без друга как без рук, тем более теперь, когда получили львиную долю рекламных площадей. Работы – непочатый край. Потеря Владика равна потере рынка. Это как опору выбить из-под колеса телеги, стоящей на холме под уклоном. Ее понесет вниз под откос, и она развалится. Конкуренты это понимают. Мы с Наташей не удержим такую махину. Причем каждый из нас вложил все деньги в бизнес. А значит, нас ждет крах. Полное разорение.
– Понятно. Смерть Зверева вам не нужна. Что думаете о конкурентах?
– Кипят от злости, – хмыкнул Меловани. – Но способ устранения Зверева слишком примитивен. Очевидное убийство с табличкой-указателем. Эти люди так не работают. Через два дня Владлен собирался лететь в Питер. У него свой самолет. Можно было устроить взрыв в воздухе. Экспертиза затянулась бы на год или дольше. А через год новые торги. Такой способ устранения недоказуем, чист и эффективен. И соответствует размаху конкурентов. А кирпичи и перочинные ножи – это для шпаны. Мы не исключали такой вариант, и Владлен хотел ехать в Питер на машине. Но и автокатастрофы у нас не редкость. «Волков бояться – в лес не ходить!» – так рассуждал покойный. Видите ли, я скептик. Всегда жду подвоха. Поэтому не очень удивился случившемуся. Но только не таким образом. Глупая, примитивная и наивная смерть, постигшая гениального менеджера и очень осторожного человека на ровном месте. Я не испуган и не растерян. Я возмущен!
Минут пять они ехали молча. По всей вероятности, до Меловани еще не дошла суть трагедии. Он не видел трупа и слышал лишь слова, звучавшие впустую. Они его не затронули. Возможно, Меловани был человеком словоохотливым, поэтому отвечал на вопросы, которые ему еще не задали. Но возможно, таким образом выражалось его волнение. Люди, в нервном напряжении болтающие без умолку, не редкость.
Трубецкой не мог позволить себе выражать собственные чувства. Чем меньше он понимал, тем более непроницаемым становилось его лицо. Прошло уже два часа с того времени, как он окунулся в случившееся, а у него до сих пор не сложилось своего мнения. Он плавал в невесомости. Редкое состояние для сыщика его уровня, но факт есть факт. И в чем-то Меловани прав. Бизнесменов такого уровня не убивают примитивным образом. Если только Зверева не убили по трагической случайности. И такая версия имела право на существование. Хватаешься даже за соломинку, если нет почвы под ногами. Трубецкой поймал себя на мысли, будто готов подозревать кого угодно в совершении злодеяния, и все потому, что не имел ни малейшей зацепки. Преступник всегда оставляет следы, но отпечатки на бокале и альбом с эскизами – это косвенные улики. На них обвинение не построишь. Запах духов тоже к делу не приложишь. А на орудии убийства отпечатков нет.
Дом стоял на отшибе в лесном массиве. Отдельная дорога, ночь, тишина. Из города можно проехать незамеченным. Смелая женщина жена Зверева, если не боится жить одна в таком месте. Калитка с очень сложным замком оказалась открытой. Причем Меловани об этом знал. Он не стал звонить, а толкнул ее, и она отворилась.
– К чему такой высокий забор, если двери нараспашку? – задал вопрос следователь.
– Забор тоже не помеха. Достаточно веревки с крюком, чтобы на него взобраться. Но в дом вы не войдете. Стекла в окнах пуленепробиваемые, двери не выбиваемые, и есть сигнализация. У станции, в трех километрах отсюда, находится отделение полиции. Они за пять минут приедут. Им за это хорошо платят. К тому же дом напичкан электроникой. Но я не вникал в подробности. Английская поговорка «Мой дом – моя крепость» здесь действует в полной мере.
Они направились по аллее к дому, минуя клумбы и кусты с экзотическими цветами.
– Кто унаследует долю погибшего генерального директора?
– Жена. Гликерия Андреевна Бестужева. Но она предпочитает, чтобы ее называли Кирой. В рекламном бизнесе она ничего не смыслит. Все проблемы свалятся на нас с Наташей. А мы эту гору дел вряд ли сумеем поднять.
– Она может продать свою долю?
– Глупо. Кира получит деньги, но не такие большие, как можно себе представить. Двух лет хватит, чтобы отбить их при грамотной работе. Мы с Наташей не купим. У нас денег нет. А конкурентам она продавать не станет. Ее муж всю жизнь с ними воевал. Такой шаг равен предательству. И потом, она сама по себе женщина не из бедных. У нее под контролем аукционные дома, где торгуют картинами известных живописцев. А там гуляют миллионы долларов.
Дом был выстроен в стиле усадьбы девятнадцатого века. Вот только окна выглядели громадными, а простенки между ними – узкими. Стекла похожи на зеркала, но с медным отливом: вы видите в них свое отражение, и ничего больше. Зато с обратной стороны видно все. Такие Трубецкому уже встречались.
В дверь пришлось звонить. Открыла элегантная женщина лет тридцати. На ней был шелковый приталенный халат до пола василькового цвета, который очень подходил к ее синим глазам и темно-каштановым густым волосам до плеч. Вряд ли ее подняли с постели. Похоже, она еще не ложилась. Фигура изящная. Черты лица неправильные, если разглядывать их по отдельности: нос крупный, губы пухлые – но все вместе очень хорошо сочеталось. Такая женщина, если привыкнуть к ее необычности, могла свести с ума. Подполковник был брошенным мужем и вот уже пять лет жил бобылем. Он умел ценить женские прелести. В первую минуту Трубецкой подумал, что изменять такой женщине – глупо. Но в отличие от Зверева он не был избалован вниманием слабого пола.
– Извини, Кира, за поздний, точнее, ранний визит, но у нас крупные неприятности. Как видишь, я не один. Со мной Денис Иванович Трубецкой, следователь по особо важным делам.
«Надо же, – подумал Трубецкой, – мельком видел удостоверение и все запомнил».
– Что-то произошло с моим мужем? – спросила она низким хрипловатым голосом, совершенно не подходящим к ее нежной внешности.
– Да, сегодня ночью его убили.
Женщина вздрогнула.
– Пожалуй, нам лучше войти, – обронил Меловани.
Кира побледнела еще больше и машинально посторонилась.
Они вошли в огромный холл с колоннами по центру и мягкой мебелью, обшитой бежевой кожей. Хозяйка присела на диван, а гости устроились в креслах. Стало понятно, что в комнаты их не пригласят – не то время и не те новости, чтобы разгуливать по апартаментам.
– Как это случилось? – тихо спросила Кира.
– Позднее вам все объяснят. Это случилось около часа ночи на съемной квартире. Дверь была приоткрытой, и вашего мужа обнаружил сосед, возвращавшийся домой. Убийцу он не застал, – внятно объяснил следователь, видя растерянность женщины. – Утром мы откроем уголовное дело. Пока нам ничего не известно. Вам придется приехать на опознание.