Индийцы, как один, согнулись в низком поклоне перед несколько ошеломленным великим ваятелем. Затем старший индиец приблизился к Таис и Эрис, ослепительно красивым в солнечно-желтой и темно-голубой эксомидах. Взяв руку каждой поочередно, он приложил их ко лбу и сказал непонятные, похожие не то на молитву, не то на заклинание, слова, оставшиеся без перевода.
Затем четверо индийских гостей, накрыв статуэтку белоснежной тканью, благоговейно понесли ее домой. Эрис стояла потупив взгляд, еще более смуглая от жаркого румянца. Лисипп, глядя вслед гостям, только развел руками.
– Я согласен с индийским мастером, что в жизни редко выпадают такие интересные дни встреч и бесед, – заявил он.
– Хотелось бы встретиться с ним еще, – сказала Таис.
– Ты скоро увидишься с путешественником из еще более далекой и странной Срединной империи, только что прибывшим в Экбатану.
– Я приглашу его к себе?
– Нет, у них это, может быть, не принято. Лучше приходи ко мне. Я устрою так, чтобы избежать сборища и беседовать наедине. Уверен, что тебя, да и меня, ожидает немало нового.
Таис обрадованно хлопнула в ладоши и нежно поцеловала своего друга, заменившего ей мемфисского учителя.
Однако новости начались совсем в другом виде, чем ожидала этого Таис.
Через день после знакомства с Клеофрадом к Таис явился один из участников собрания в доме Лисиппа, ценитель искусства – богатый молодой лидиец, умноживший свое состояние на торговле рабами и скотом. Он приехал в сопровождении писца и сильного раба, тащившего тяжелый кожаный мешок.
– Ты не откажешь мне в просьбе, госпожа Таис, – начал он без промедления, обмахиваясь душистым лиловым платком.
Афинянке сразу не понравился тон полупросьбы, полуутверждения, небрежно оброненного с красивых губ лидийца. Не понравился и он сам. Все же по законам гостеприимства она спросила, в чем состоит просьба.
– Уступи мне свою рабыню! – настойчиво сказал лидиец, – она прекрасней всех, кого я видел, а через мои руки прошли тысячи…
Таис облокотилась на балюстраду веранды, уже не скрывая презрительной усмешки.
– Ты напрасно усмехаешься, госпожа. Я принес тебе, зная цену хорошей вещи, два таланта, – он показал на могучего раба, вспотевшего под тяжестью небольшого мешка с золотом. – Цена неслыханная для темнокожей рабыни, но я не привык себе отказывать. Увидев ее, я воспылал необоримым желанием!
– Не говоря о том, что в этом доме ничего не продается, – спокойно сказала Таис, – о том, что Эрис не рабыня, эта жена тебе не под силу, она не для обычного смертного.
– А я и есть не обычный смертный, – важно сказал лидиец, – и понимаю толк в любви. И если она не рабыня твоя, то кто же?
– Богиня! – серьезно ответила Таис. Лидиец захохотал.
– Богиня у тебя в услужении? Это слишком даже для такой знаменитой и красивой гетеры, как ты.
Таис выпрямилась.
– Пора тебе уходить, гость! Невоздержанного на язык и не знающего правил приличия у нас в Афинах скидывают с лестницы!
– А у нас помнят слова и добывают желаемое любыми способами. Цель оправдывает средства! – с угрозой сказал богач, но Таис, не слушая, взбежала на верхний балкон.
Спустя день, когда Эрис пошла в сопровождении Окиале для каких-то покупок, лидийский знаток женщин остановил ее и соблазнял всяческими обещаниями. Эрис, не дослушав, пошла дальше. Разъяренный торговец рабами схватил ее за плечо и застыл перед острием кинжала.
Эрис со смехом рассказала хозяйке о неудачном поклоннике, и афинянка смеялась вместе с ней. К несчастью, обе молодые женщины оказались легкомысленными, не зная тяжелой и мелочной злобы азиатских торговцев живым товаром.
Прибыл очередной караван из Бактрии. Таис прихорашивалась, собираясь повидать начальника и узнать последние военные новости. К своей досаде, она обнаружила, что кончилась темно-пурпурная краска из кипрских раковин для подкрашивания кончиков грудей и пальцев ног. Эрис взялась пробежать до рынка. Быстрее нее мог съездить лишь верховой, но не в рыночной тесноте. Таис согласилась.
Эрис отсутствовала гораздо дольше. Обеспокоенная афинянка послала быстроногую девчонку, падчерицу Ройкоса, узнать, не случилось ли чего. Девочка примчалась, едва дыша, бледная, потеряв поясок, и сообщила, что Эрис связана, окружена толпой мужчин и ее собираются убить.
Таис предчувствовала недобрую тень над Эрис, и вот несчастье пришло. Ройкос уже вывел Боанергоса и Салмаах, вооружился щитом и копьем. Таис вспрыгнула на Салмаах. Сломя голову понеслись они по узкой крутой улице. Эрис всегда ходила этим путем. Таис не ошиблась. В широком полупортике – углублении высокой стены она увидела небольшую толпу, обступившую пятерых здоровенных рабов, схвативших Эрис. Руки ее были нещадно закручены назад, шею под горлом оттягивала толстая веревка, а один из рабов старался поймать ее ноги. На солнце в уличной пыли перед Эрис валялся знакомый уже Таис лидиец с распоротым животом. В мгновение Таис сообразила, как действовать.
– И-и-и-эх! – дико взвизгнула она над ухом Салмаах. Кобыла, точно взбесившись, ринулась на людей, брыкаясь и кусаясь. Ошеломленные люди выпустили из рук Эрис. В тот же миг Таис перерезала левой рукой веревку, а Салмаах опустила передние копыта на спину согнувшегося к ногам Эрис человека. Ройкос тоже не бездействовал. От крепкого удара щитом прямо в лицо упал навзничь один из крутивших руки Эрис рабов, другой отскочил, хватаясь за нож, но старый воин занес копье. Со всех сторон с криком сбегались люди. Таис подала руку Эрис, повернула вздыбившуюся кобылу. Черная жрица легко вспрыгнула на круп позади Таис. Лошадь вынесла женщин из толпы. Ройкос прикрывал бы отступление, если бы это понадобилось. Рабы не посмели преследовать Таис и Эрис, сочувствие толпы полностью было на их стороне.
Таис велела Ройкосу сказать обступившим раненого людям, чтобы его не трогали до прихода помощи, и привезти к нему самого знаменитого врача Экбатаны.
Афинянка помчалась домой, осмотрела Эрис, велела искупаться в бассейне, и принялась смазывать лекарством многочисленные царапины на ее необычайно плотной и упругой темной коже. Эрис, чрезвычайно довольная, что ее священный кинжал остался неприкосновенным, рассказала хозяйке о приключении.
Лидиец с пятью силачами-рабами подкарауливал Эрис, выследив ее дорогу. Они схватили ее так, что она не смогла вырваться, и повели в портик. Лидиец постучал. Дверь в глубине приоткрылась. Вероятно, Эрис затащили бы внутрь и накрепко связали. На свою беду, лидиец рано восторжествовал, пожелав сорвать одежду черной жрицы.
– На случай насилия над нами мы носим в сандалии… – Эрис подняла правую ногу. На подошве, впереди межпальцевого ремня, выступал продольный валик кожи. Передвинув большой палец в сторону, Эрис стукнула носком по полу, и выскочило скрытое в коже, подобно когтю леопарда, отточенное, как бритва, острие. Взмах страшного когтя мог нанести огромную рану. Выпущенные кишки лидийца служили наглядным примером.