Домой пришла в сумерках. Нянька что-то говорила ей. Не вникая в ее слова, Лера поднялась в спальню, сняла с себя всю одежду и выбросила в мусорное ведро. Потом битых два часа проторчала в ванной. На нее лилась вода, а она стояла под потоком, обняв плечи. Ей было холодно, хотя ванную заполнял пар — вода текла горячая. Совершенно разбитая, опустошенная, Лера упала на кровать, завернулась в одеяло.
— Господи, как я могла… — Она плакала, уткнув лицо в подушку.
…Нет, это невозможно рассказать. И простить невозможно.
21
Молодые ребята, естественно, жутко испугались, когда их похватали и привезли (мама дорогая!) в прокуратуру. Ничего не объяснили, а предложили посмотреть кино. Валдис курил, стоя перед пятью парнями, которые посмотрели три одинаковых сюжета с недоумением на лицах, будто сегодня впервые узнали, что такое секс. Владимир Васильевич предоставил оперу разговаривать с торговцами видеопродукцией, а тот не торопился с вопросами.
— Пацаны, — начал Валдис далеко не интеллигентным тоном, — мне интересно: кто это кино сварганил? — Гробовое молчание. — Это ответ? — Ни слова, ни кивка. — Пацаны, мы можем запросто привлечь вас за реализацию контрафактной продукции, но не собираемся этого делать. Давайте так: вы нам про кино рассказываете, мы вас отпускаем. То, что вы слили нам информацию, никто не узнает, и все дела.
— Было бы что рассказывать, — наконец заговорил один из пяти, с серьезным лицом и внешне самый спокойный.
— Твои слова надо понимать, что вы ничего не знаете? — уточнил Валдис.
— Мне такие записи не попадались, — сказал тот же самый парень, остальные загалдели, дескать, вообще ничего подобного никогда не видели. Парень дождался, когда смолкнет гул. — Это не киношка, а домашний архив.
— В смысле? — Валдис сделал вид, что не понял, о каком архиве идет речь.
— Вы разве не видели порно? — усмехнулся парень. — Там есть начало истории, середина — большой трах, есть и конец истории. Потом, и это главное, в порно детально показывается трах, со всеми подробностями. А здесь просто секс, неинтересный, без фантазии. На эротику тоже не тянет — нет красивости. Я бы эту продукцию не взял. Загнать такое дерьмо — клиентов потерять.
— Свободны. — Валдис махнул рукой на дверь.
Парни вскочили с мест, заторопились к двери, но пропустили Степаняна, который плюхнулся на стул с загадочной улыбкой. В наступившей тишине голос робко подала Ника:
— Может, я не права, но мне кажется, дело в женщинах.
— А именно? — скосил на нее недружелюбные глаза Владимир Васильевич.
— Попробую объяснить, — набралась она храбрости. — На кассетах три одинаковых сюжета, что само по себе странно…
— Можно посмотреть? — спросил Степанян.
— Смотри, — разрешил Владимир Васильевич. — Мне это кино уже поперек горла стоит. Слушаю тебя, Ника.
Степанян включил видик, убавил громкость, скрестил на груди руки и на первых же кадрах выпятил нижнюю губу.
— Мне кажется, — продолжала Ника, — группа Фалеева делала это с целью, например, чего-то добиться от них. Записано так, будто насилия не было. Может, таким образом сооружали компромат на женщин?
— То есть, — поднял палец Валдис, — цель — шантаж?
— М-м… да, как один из вариантов, — сказала Ника.
— Пока другие варианты терпят фиаско, — проворчал Владимир Васильевич, подумал, глядя на девушку почему-то с подозрением, и сказал: — Вполне может быть и шантаж. Но с какой целью?
Вопрос был задан не кому-то конкретно, а вообще, однако Валдис и Ника дошли до той стадии, когда мозги ворочались туго. Свою лепту в разговор внес Степанян:
— Шантажируют, чтобы что-то получить, или кого-то приструнить, или запугать, или договориться.
— Это понятно, — отмахнулся Владимир Васильевич. — Ника точно назвала этих троих группой. Они работали на общую цель, по одному методу. Но как они использовали записи? Ради чего шантажировали?
— Мне кажется, — совсем осмелела Ника, — убивает тот, кого эти люди очень сильно обидели. А то, что и Клара, и Роменская входили в группу Фалеева, для нас с Валдисом уже очевидно.
— И Кривуна впишите в ваш список, — сказал Степанян, любуясь кадрами. — Какой шедевр сняли! А я пришел сообщить пренеприятнейшую новость: будет еще как минимум один труп.
— Что ты сказал? — насторожился Владимир Васильевич. — Какой труп?
— Думаю, в ближайшее время грохнут господина Энса, банкира.
— Почему ты так думаешь? — спросил Валдис.
— Господин Энс тоже получил змейку, вернее, живого ужа, как и Кривун. Лег в кроватку, а под одеялом ползет… — Он подробно и с комментариями рассказал о встрече с Мироном Демьяновичем, закончил предложением: — Не хотите ли взять Кривуна себе? Заодно и Энса? У меня дел полно, а господин банкир — прямой путь к змеелову, если, конечно, вы его не провороните.
— Вот этого не надо, — выставил ладонь Владимир Васильевич. — Не надо сбрасывать дела на других. Кривун твой, занимайся сейчас только им, а к Энсу приставим «хвост». Выясни, как попали к Кривуну подарки, которые он от щедрот своих преподнес нищему банкиру. Мы должны хвататься за любую возможность, способную прояснить ситуацию.
— А знаете, мне понятен почерк убийцы. — Валдис в возбуждении заходил по кабинету. — Змейки и ужи не понт, не для нас старается змеелов, не запугивает город. Убийца запугивает тех, кого оставил напоследок, он их предупреждает: тебе конец, ничто тебя не спасет. Поэтому одним он подбросил игрушки после убийства, а другим, для кого старался, до убийства. Владимир Васильевич, а Мартын Ягудин всегда занимался кражами? Может, у него сложная биография, по которой прошлись убитые?
— Отдыхай, — вздохнул тот. — Ваша Клара намудрила. К тому же, как недавно сообщил Семеныч по прямой связи из морга, до пули она сильно набралась, весь труп пропитан алкоголем. Записку писала на автопилоте, по тексту видно. Мало ли что ей померещилось спьяну. А биография Ягудина укладывается в несколько слов: украл — погулял с бабами на всю катушку — сходил в колонию. Не было у него другой биографии. Да и не он убивает, хотя его уже ищут, не беспокойся. Ягудин предпочитает работать в одиночку, с собратьями не дружит. Потому что делиться не любит, зависеть от кого бы то ни было не хочет, следовательно, врагов как таковых у него нет, особенно смертельных. А у нас изощренный способ убийств и… думаю, все-таки месть.
— А где Платон? — вспомнил Степанян. — Что-то давно его не видел.
— Он не выходит на работу! — прорычал зам грозно, будто Степанян виноват, что Платон прогульщик. — На сегодня хватит.
Наступали сумерки. Лера была не из тех, кто, столкнувшись с проблемой, мгновенно выстраивает план на следующий день, месяц, год. И не важно, сбудется план или нет, следующий день даст новые идеи. А Лера окончательно раскисла, когда поняла, что дверь в этот дом для нее закрыта навсегда, что правду рассказать у нее язык не повернется. Она поднялась, повесила на плечо сумочку, нащупала кассету, хотя прятать ее теперь не от кого. Чемодан не взяла, просто забыла о нем, и пошла к воротам, плохо представляя, куда идет…