– Майя, не надо избивать моих людей.
Не поворачиваясь, она смотрит на темные фигуры, замершие перед ней в свете, проникающем из подъезда.
– Предупреждать надо.
– Прости, детка. Опоздали маленько. – Олешко вздохнул. – Ребята, возьмите его и перетащите в машину. Майя, отдай мне дубинку.
– Это ножка от табурета, ее нужно навинтить обратно. Паш, там на балконе еще один.
– О как. Да, детка, не хотелось бы мне застать тебя врасплох в темноте.
Фыркнув, он взял у нее из рук ножку и проследовал на балкон. Послышался звон, приглушенная ругань, тяжелое тело очень трудно вытащить, не свалив вазоны с цветами. Удивительно, как чужак, падая, не уронил ничего.
– Павел Иваныч, мы его возьмем.
– Осторожно, здесь горшки с цветами.
Еще двое парней проследовали через комнату, споро вытащили обморочное тело и унесли, ступая бесшумно, как индейцы. Словно и не было ничего.
– Я там горшок какой-то свалил, земля высыпалась…
– Соберу. Паш, я понять не могу, почему никто не проснулся?
– Я удивляюсь, что ты не спишь.
Вспомнив о Буче, Майя, горестно всхлипнув, бросилась в прихожую. Тельце кота аккуратно отодвинули в угол, и она, наклонившись, уловила его дыхание.
– Что же это?
Олешко смотрит на нее со странным выражением лица, и Майя впервые встречает его взгляд, не боясь и не избегая.
– А ты боец. – Павел провел пальцем по ее щеке. – Это сонный газ, детка. Они пришли не убивать, они собирались просто обыскать квартиру. Что они искали, я выясню совсем скоро, как и то, кто их послал.
– Он куклу взял. Тот, что на балконе. Она у него в рюкзаке. Зачем она ему?
– Куклу? Так я и думал. Отлично, детка, просто отлично.
– Почему ты называешь меня деткой?
– Потому что я не знаю, как тебя зовут. Ты и сама не знаешь. – Павел заинтересованно рассматривает ее, и она осознает, что стоит перед ним в коротенькой ночной сорочке. – Насчет внешнего вида не смущайся, мне приходилось видеть женщин не только без одежды, но и вовсе без кожи.
Узнав цитату из Булгакова, Майя улыбнулась. Более глупого положения, чем стоять здесь среди ночи и цитировать Азазелло, представить невозможно.
– На мой вкус ты слишком худая. – Олешко бесстрастно продолжает рассматривать ее. – Мне нравятся женщины типа нашей Ники.
– Валькирии из скандинавских саг?
– Ну, да. – Олешко задумчиво провел ладонью по ежику своих волос. – Я, понимаешь ли, как и Леха Булатов, предпочитаю в постели крупных блондинок. Может, я немного расист, надо у нас в ку-клукс-клане спросить.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Ну, когда-то же надо нам начинать общаться? Теперь ты меня не боишься, вот я и решил, что самое время нам немного поболтать ни о чем. Тем более что мы только вдвоем здесь.
– А… они?
– Они проспят до утра, а потом будут хотеть пить. – Олешко вздохнул и снова уставился на Майю. – Даже Буч. Ты привыкла спать на животе?
– Да. Откуда ты знаешь?
– Только так ты могла не нахвататься газа – уткнувшись носом в подушку.
– У нас рама балконная открылась. – Майя покосилась в сторону балкона. – С вечера я закрывала, но она, видимо, как-то сама.
– Ну, вот и ответ. А Буч, скорее всего, спал, уткнувшись носом в собственное брюхо, а потом услышал шум за дверью, полюбопытствовал – это его и сгубило.
– Зато я услыхала возню, а без него бы ни за что.
– Гуси спасли Рим, а Буч спас тебя. И не раз. – Павел снова дотронулся до ее щеки. – Когда все закончится, я буду шафером на вашей с Матвеевым свадьбе. Неплохо было бы тебе маленько потолстеть к тому времени.
Майя сообразила, что это – дружеская беседа, как понимает ее Олешко. Он прощупывает ее, пытается понять, что она собой представляет. Она отчетливо поняла вдруг, кем была до сих пор в его глазах: человеком без индивидуальных признаков. Он был с ней дружелюбен, как бывает дружелюбна хорошо обученная бойцовская собака с гостями хозяев – не рычит, не пытается укусить, но при первой же команде «фас!» без сомнений вцепится чужому в горло. Теперь это изменилось, и Павел увидел в ней нечто, за что ее зауважал.
– Неужели для того, чтобы ты решил, что я достойна войти в круг посвященных, мне надо было кого-то стукнуть дубиной по голове?
Он фыркнул.
– Да. – Его палец скользнул по ее плечу, так щупают товар покупатели в магазине. – Прости, детка, но смысла притворяться не вижу. Либо мы говорим начистоту, либо спокойной ночи, Майя.
– Давай, ошеломи меня глубиной философской мысли.
– У меня целая уйма таких мыслей, но излагаю я их совсем в других обстоятельствах, и ты в них теперь уже не попадешь. – Павел улыбнулся уголками губ. – Да, мне человек интересен только тогда, когда он боец. Я дамочек, которые визжат и ждут защиты, не выношу на дух. Это пустая порода, просто биомасса. Любой должен уметь себя защитить – или умереть. Оказалось, что ты такая, и я рад. Значит, ты боец и родишь бойцов. Вы там с Матвеевым не тяните с этим делом, возраст у вас на исходе, а парочка викингов нам всем пригодится для продолжения породы. Я что тебе хотел сказать. Ты Максима сама расшевели, но тактично, иначе вы еще год будете ходить, как пионеры, он такой… очень деликатный с тобой, потому что видит в тебе не живую женщину, скорее эльфа из сказки, а это никуда не годится. И вот еще что. Определись сама с собой, реши уже что-то, иначе твоя двойственность доведет тебя до логического тупика.
– Паш, и ты не скажешь мне, что разговор этот типа между нами?
– Нет. Ты же не дура, сама все понимаешь. Я на кухне слегка пошумел, соберешь? А то Буч проснется и лапы порежет.
– Соберу. Паш, когда все закончится?
– Думаю, скоро. Все, недосуг болтать, дела не ждут. Бывай, детка. Когда окончательно решишь, как тебя зовут, дай знать. О том, что здесь было, расскажешь им утром, чтобы мне зря время не тратить, пересказывая. Все, пока.
Легонько щелкнув ее по носу, Павел вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Майя выглянула в глазок – на площадке расположились двое охранников.
Подняв Буча, она уложила его в кресло в спальне у Ники. Ровное дыхание спящих успокоило ее, она проскользнула к окну и приоткрыла раму – пусть заходит свежий воздух. На кухне был сдвинут стол, стулья разлетелись, чашка, кем-то забытая с вечера, разбита вдребезги. Майя осторожно подмела осколки, потом принесла влажную тряпку и протерла пол. Вазон на балконе пострадал не критически, Майя восстановила порядок и полила потревоженный цветок.
Ей вдруг очень захотелось принять душ, она взяла халат и снова пошла в ванную. Ей вспомнилась ванная в ее квартире, она захотела домой, но там все разрушено, и даже если бы это было не так, шансов уцелеть в одиночку у нее почти нет. Вспенив гель, Майя блаженно вздохнула: нет большего удовольствия, чем мытье, и моющие средства – величайший дар богов и химии.