Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Павлищева, Виктор Зименков cтр.№ 78

– Я тебе за нее двенадцать гривен дам! – Петрила взмахнул растопыренными толстыми пальцами. – За эти куны ты себе любую девку купишь, да еще и Пургасу в придачу!

– Некому в поварне быть, и хоромы убирать некому! – не сдавался Василько.

Он вспомнил, как пробегала раба сегодня через двор в одной сорочке – лишь рогожку на плечи накинула. Весела и игрива была Янка, встретившегося Пургаса подзадорила: «Ты чего приоделся, как ветхая старуха? Али одно место отморозить боишься?» Озорничала Янка и не ведала, как круто может измениться ее судьба.

– Как знаешь, – обиженно процедил Петрила.

Василько почерпнул ковшиком воды из кадки, испил и выплеснул остаток на камни. Камни зашипели и исторгли едва заметные кольца каленого пара.

– Любо мне, любо! – закричал как ужаленный Петрила и стал неистово хлестать себя веником.

Нахлеставшись, Петрила попросил оказать ему невеликую услугу:

– Ты бы велел рабе мне спинку потереть.

– Нечего тут засиживаться. Пошли обедать!

Обедали в горнице. Нажравшись и напившись, Петрила вытер усы и посмотрел на сидевшего через стол Василька продолжительно и строго, как бы призывая его к решительному разговору.

«Что зришь, как волк на ягня? Сказывай, зачем пожаловал? – Василько внутренне напрягся в ожидании речей гостя. – Не есть ли Петрила тот самый давно ожидаемый посланник великого князя? Если же он прибыл с худой вестью, то почему один, без приставов? Если явился с доброй, почему молчит другой день? Или потешиться надо мной захотел, либо прибыл с никчемной весточкой и молчит о ней, дабы поболее из меня себе приятности повыбить?» – терялся он в догадках.

– Худо живешь, Василько! – воскликнул значимо он и тут же брезгливо поморщился. – И это убогое селишко. Скажи кому во Владимире, не поверит. А отчего такое с тобой приключилось? Да великий князь твоего усердия не замечал, все норовил льстецам и прислужникам потакать, а добрых молодцев сторонился. Ему старая дружина милей. Потому во Владимире не осталось удалых да разумных мужей; разбежались они розно на все четыре стороны. Ну, это теперь великого князя забота, пусть сам о своей головушке мыслит. Нам же нужно крепко о себе попечалиться.

«Как повернул, князя поносит. Видно, наехал по своей воле. А если душою кривит? Если подослан моими недругами? Коли надеешься, что я буду потакать твоим крамольным речам, не дождешься!» – решил Василько.

– А есть на земле государи сильные, многовоевы и грозные, – вкрадчиво и с умилением рек далее Петрила. – Им нужны молодцы, охочие до крепкого боя.

Таких они примечают, кличут и в чести держат. Ходят те молодцы у них в аксамите, носят злато, владеют землями обширными, имеют челядь многочисленную. Такому государю и послужить не грех, а здесь, – Петрила пренебрежительно махнул рукой, – ты куны не обретешь, а только последнюю свободу потеряешь.

– Нужен я им больно. У тех государей своих молодцев как снега в поле.

– Был бы не нужен – не сидел бы я перед тобой, – Петрила лукаво ухмыльнулся. Василько был ошеломлен; он жил в своем селишке и не ведал, что о нем думают, что в его услугах нуждаются. Не с пустыми руками приехал Петрила. Василько пожалел, что не продал ему Янку. Ведь гость желает ему добра, а он скаредничает. Еще Василько ощущал нетерпение и бодрящее предвкушение, будто собирался в дальнюю, но сулящую небывалую удачу дорогу.

– Я пожаловал к тебе с зовом. Зовет тебя на службу сильный государь! – с надрывом возглаголил Петрила и далее зачастил доверительно: – Только уговор будет один: как станешь государю служить, обо мне не забудь. Где доброе слово о Петриле замолви, где портищами либо кунами одари; а пожалует тебе государь за службишку, так ты от того пожалования мне десятину. Помни, кто был о тебе печальник.

Петрила говорил так, будто не сомневался в согласии Василька послужить неведомому ему государю. У Василька же голова шла кругом, мысли роились, перебивая и заглушая друг друга: «Где тот государь сидит и как его величать? Когда нужно к нему на службу ехать? Если ехать, то как с селом быть: продавать или оставлять на Пургаса? И что же это за службишка такая?»

Хотя слова Петрилы открывали заманчивое и сытое будущее, он почувствовал нарастающее несогласие менять устоявшийся быт. Стало жаль и дворишко, и селишко, и именьице, а более всего себя: «Жил себе да поживал, и на тебе, бросай насиженное гнездо, скачи неведомо куда. Если бы из Владимира пришел зов, я бы и не сомневался; там друзья-сотоварищи, и княжьего слова не ослушаешься».

– А как того государя величать?

– Я тебе позднее поведаю. Все одно он тебе неведом, – слукавил Петрила.

– Даниил Галицкий или Ярослав? – все допытывался Василько.

– Стал бы я ради Ярослава и Даниила тебя с места срывать. То князья не князья, а так, один шум да писк. Нашего Юрия ничем не лучше.

– Не к Михаилу ли Черниговскому зовешь?

– Нет сейчас на Руси государя, достойного тебя и меня! – высокомерно и уверенно рек Петрила. – С нашими князьями большой свободы не обретешь. А грозу и силу государя, к которому ты зван, скоро многие познают.

Василько призадумался. Исчез первый будоражащий порыв, слова Петрилы стали вызывать обеспокоенность, в них чувствовалось что-то недосказанное, заманивающе-коварное.

– Не мучься понапрасну. Отъедем к государю завтра же. Весь свой век меня возносить будешь! – продолжал искушать Петрила.

– На кого я село оставлю?

– Село лучше продай, все одно пропадет.

– Отчего?

– Оттого! – раздраженно сказал Петрила. – Сидишь в своем медвежьем углу и не ведаешь, что творится на белом свете.

– Зачем пугаешь? Меня аж потрясло от твоих слов, – полушутя-полусерьезно признался Василько.

– Я тебя не пугаю, а наставляю на путь к славе и богатству.

– В какую сторонушку ехать надобно?

– За Оку…

– А сколько ден ехать?

– Дней… – призадумался Петрила – Да за двадцать ден доедем.

«Какой сильный государь сидит за Окой? – усиленно помышлял Василько. – Двадцать ден… Рязань?.. Нет, мы до Рязани ранее бы поспели. Болгары? Далече они, да и попленены. Тогда мордва, или половцы, или татары?! – пораженный этим внезапным открытием Василько едва не вскочил с места. – Кому еще за Окой в силе быть? Не половцам же; они меж собой никак не поладят, да и биты-перебиты. Неужто знают обо мне татары?»

– Не татары ли? – с трудом произнес Василько. Уже от одной мысли, что неведомые и страшные татары ведают о нем, становилось не по себе. Обнажались оскорбляющие, в дрожь бросающие чувства собственного ничтожества и уязвимости. На огромном снежном сонном и лесном пространстве, среди тысяч и тысяч суздальцев татары из своего далекого далека разглядели именно его.

– Может, и татары. Да тебе не все едино, у кого в злате купаться? А помыслы у них великие, – облизнулся Петрила. – Они хотят полонить и Рязань, и Киев, и Новгород, и Галич, и иные земли до самого последнего моря. А нам что с того: пусть полонят, лишь бы в наших сумах позванивало.