Вторжение в рай - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Ратерфорд cтр.№ 118

— Оно дает мне возможность подумать, ни на что не отвлекаясь. Попытаться лучше понять самого себя и мир вокруг меня: что все это значит и как оно работает. Особенно мне нравится созерцать небеса. Вот почему я уезжаю из лагеря вечерами и по ночам.

— И что ты понял, созерцая звезды?

— Что по воле Аллаха они определяют наши жизни и судьбы. Не ты ли частенько рассказывал мне, как увидел сияющую над заснеженными вершинами гор звезду Канопус, и понял, что это знак…

— Я тоже верю, что звезды могут по воле Аллаха являть нам знаки нашего предназначения, а также в то, что человеку дана сила самому изменить свою судьбу. Небеса показывают нам возможности, но выбор, решение, способы достижения цели — все это остается за нами.

Бабур говорил резче, чем хотел, ибо по выражению лица Хумаюна видел, что сына его слова не проняли.

— Отец, я не говорил тебе этого раньше, но в ночь накануне сражения при Панипате мой астролог сказал мне, что если завтра, когда будет светить полуденное солнце, над полем битвы появятся три орла, мы одержим великую победу. В пыли и дыму, в разгар сражения, я поднял взор к небесам, остававшимся жаркими и чистыми, и там, куда не поднимался пушечный и ружейный дым, я увидел круживших высоко над нами трех птиц. Но это еще не все. Теперь мой астролог предсказывает великое будущее для династии Моголов в Индостане… Вот почему я провожу столько времени, пытаясь разглядеть в звездных узорах черты будущего.

Бабур позволил себе краткую улыбку.

— Твоя вера в наше высокое предопределение меня весьма радует. Я и не хотел иного. Но небеса предвещают отнюдь не все. Разве они предсказали, что Бува попытается отравить меня? Кроме того, чтоб удержать наши новые владения, мы должны проявлять усердие и гибкость. Способности и навыки управления имеют не меньшее значение, чем сочетание звезд… Послушай эту выдержку из моего дневника.

Бабур забрал у сына оправленный в слоновую кость том и быстро нашел нужное место:

— «Правитель обязан постоянно быть бдительным, внимательно слушать все, что говорят придворные, и быть готовым действовать при малейшем признаке неверности». Помни, Хумаюн, нет более тяжких оков, нежели оковы власти. Помни, что, поскольку ты мой сын, на тебя постоянно обращено множество взоров, и в том, что ты столько времени проводишь один, могут усмотреть изъян. Будем откровенны. Я знаю, что у тебя на сердце и на уме, так как постоянно вижу это отраженным на твоем лице. Ты хочешь знать, назову ли я тебя своим наследником. Мой ответ таков: я не уверен, сделаю ли это… пока. У меня нет сомнений в твоей отваге, но я хочу, чтобы ты продемонстрировал мне также мудрость, способность вести за собой, сосредоточенность, решимость и усердие… Докажи мне, что кровь Тимура и Чингиса кипит в твоих жилах огнем целеустремленности в той же мере, что и в моих.

— Повелитель, первый заезд состязаний всадников готов начаться.

С крепостной стены Агры Бабур видел реющие над берегом реки желтые и зеленые стяги, обозначавшие место начала скачек. Шесть рядов кольев, вбитых с интервалами в шесть локтей, на расстоянии четырех сотен шагов помечали направление. Всадникам предстояло, маневрируя между кольями, обгоняя друг друга, галопом домчаться до дальнего конца участка, попытаться подцепить копьем одну из шести овечьих голов, разложенных на земле в пяти локтях за последним столбом, и, резко развернувшись, зигзагами скакать обратно. Повороты были резкими, проемы узкими, и чтобы стать самым быстрым, требовалось проявить большое умение и недюжинную выдержку.

Конные состязания представляли собой часть трехдневного празднества, устроенного в честь четвертой годовщины прибытия Бабура в Индостан. Предстояли еще и схватки борцов, а также соревнование между тремя его старшими сыновьями: тот, кто первым сшибет с шеста глиняный горшок выстрелом из нового, усовершенствованного ружья, партию каковых Бабур недавно закупил для своей личной стражи, получит в качестве приза перстень с изумрудом. На камне были выгравированы три окружности, символизирующих удачное сочетание светил при рождении Тимура: этот знак Бабур сделал символом своей новой державы.

Хумаюн, Камран и Аскари собрались возле Бабура, чтобы посмотреть скачки. Все они были отменными наездниками и, приняв участие в состязании, могли бы рассчитывать на победу, однако этот вид соревнований он оставил для своих командиров, чтобы дать им возможность продемонстрировать перед владыкой свою ловкость и умение. Призом должен был стать великолепный белый жеребец с позолоченным седлом и драгоценной сбруей.

Баба-Ясавал, недавно назначенный Бабуром главным конюшим, стоял возле стартового столба, почти заслоненный массой зрителей, обступивших с обеих сторон место проведения состязаний: люди теснились, толкались, пытались пропихнуться вперед, чтобы получить лучший обзор. Наконец он поднял копье, и шестеро участников первого заезда рысью выехали на стартовую позицию. Бросив взгляд на Бабура, кивнувшего в знак готовности, Баба-Ясавал опустил копье.

Всадники сорвались с места, лавируя между столбами и пригибаясь в седлах так низко, что порой казалось, будто они не сидят, а лежат на своих лошадях. Бабуру это напомнило давние времена — игру в поло отрубленными головами — и вызвало прилив ностальгического волнения.

Достигнув конца площадки, всадники наставили копья. Обогнавший прочих седобородый таджик Хасан Хизари ловко подцепил овечью голову острием копья и умело развернул коня. Всадник, скакавший следом за ним, оказался не столь умел: нацелив с разгону копье на овечью голову, он промахнулся. Наконечник вонзился в глинистую почву, а сила толчка выбила его из седла. Совершив кульбит, всадник грохнулся на спину под громовой хохот зрителей. Из остальных четверых трое подцепили головы и благополучно развернулись.

Примерно в течение часа завершились пять оставшихся заездов, после чего победители каждого из них вступили в состязание между собой, в котором и определился обладатель перстня с изумрудом. Приз достался не Хасану Хазари, как надеялся Бабур, а молодому воину из Кабула, чья гнедая кобыла двигалась с быстротой молнии. Вечером на пиру Бабур торжественно вручит ему приз.

Между тем столбы у реки убрали, а зрители уже вовсю спешили в крепость, где на внутреннем дворе, каменные плиты которого уже застелили толстым ковром, вот-вот должны были начаться поединки борцов.

— Отец, я бы тоже хотел побороться.

Хумаюн и вправду был отменным борцом, и прекрасно это знал. Бабур кивнул в знак согласия, и сын покинул его, отправившись готовиться к состязаниям. Сам Бабур, сопровождаемый Камраном и Аскари, спустился во внутренний двор и уселся в кресло, установленное на сооруженном специально для этого случая деревянном помосте.

Когда стало известно, что в состязаниях примет участие сын падишаха, Хумаюна поставили в первую пару, назначив ему в соперники Саги-Мушима, широкоплечего, мускулистого воина из Герата, похвалявшегося, что он может бороться с пятью противниками одновременно. Соперники подошли к помосту и поклонились правителю. Оба были босы, с обнаженными торсами, а всю их одежду составляли короткие, с застежкой под коленом, обтягивающие полосатые штаны. Покрытое шрамами мускулистое тело Саги-Мушима выглядело впечатляюще, однако и Хумаюн смотрелся не хуже. Примерно на пару пядей выше соперника, с рельефными, прекрасно развитыми мышцами рук, спины, плеч и груди, с поблескивающим от масла торсом, он обладал красотой и грацией породистого коня. Его длинные черные волосы были собраны сзади в хвост и перевязаны алой лентой.