– Благодарю тебя, Ахмед-хан, но не думаю, что в таком диком месте нам стоит чего-то остерегаться. Люди устали, и погода ужасная. Пусть поспят. Ты тоже отдохни; может быть, кашель утихнет.
Несмотря на порывистый, завывающий ветер, трепавший шатер, в ту ночь Хумаюн уснул легко, обнимая Хамиду. Свою меховую шубу она накинула поверх меховых одеял, укрывавших их. Короткий плач Акбара стряхнул с него сон, но только на миг. Падишах сильнее прижался к жене и снова погрузился в сон. Но вдруг стало холодно, а у горла он почувствовал острую сталь. Подняв взор, Хумаюн уставился в знакомые глаза, мерцающие в свете тусклого факела, который держал этот человек. Не может быть, он же в Кандагаре, за столько миль от этих заснеженных троп! Но не узнать этот торжествующий взгляд было нельзя. Такие же зеленые глаза, как у Бабура, и этот орлиный нос… Камран!
Хумаюн приоткрыл рот, чтобы позвать на помощь, но почувствовал, как острие кинжала уперлось ему в горло, и медленно потекла капля крови. В тени за Камраном он разглядел еще людей, возможно, приспешников брата, стоявших в молчании, опустив оружие.
– Один звук, и я перережу тебе горло, – произнес Камран. – Ты знаешь, что я не шучу.
Несмотря на то, что он говорил тихо, Хамида проснулась. Когда она открыла глаза, Хумаюн осторожно коснулся рукой ее руки. Поняв, что происходит, она не закричала и не заплакала, но сразу посмотрела туда, где рядом с ней в корзине лежал Акбар.
– Ты сплоховал, братец. Не думал, что будет так легко проникнуть в твой лагерь, – произнес Камран. – Мои люди следили за твоим движением к перевалу уже несколько дней. Пурга мне помогла. Ты, должно быть, забыл, чему учил нас отец в горах Кабула: снег – друг всадника, он глушит шаги. Твои люди ни звука не услышали. Мы взяли их в плотно набитых шатрах, словно скотину в хлеву.
– Что ты сделал с ними и с женщинами?
Камран улыбнулся и не ответил.
– Откуда ты узнал, что я иду именно этим путем?
– Я догадался, что ты отправишься на север. Все подходы из Индостана по моим надзором уже много месяцев.
– Где Аскари?
– В Кабуле.
– А Хиндал, что сделали с ним?
– Я его не убил, если ты об этом. Он заточен в Джелалабаде
[8]
за неуважение ко мне.
– Как можешь ты говорить о неуважении после того, как предал меня, предложив союз Шер-шаху, чтобы воевать против кровного родственника? Сбежал в Кабул, словно вор…
– Не тебе осуждать меня. Эту красавицу у тебя под боком, как я слышал, ты украл у Хиндала. – Камран склонился ниже к Хамиде. – Но, вижу, она того стоит. Я бы тоже не посчитался ни с братской любовью, ни с братской верностью.
Хумаюн почувствовал, как напряглась Хамида, и еще сильнее сжал ее руку.
– Чего ты хочешь, Камран? Если хотел меня убить, то я был бы уже мертв.
– Верно. Я не так сентиментален, чтобы думать о кровных узах и так называемой братской любви. Для меня всегда было важно тактя тахта – «трон или гроб».
– Что же тебя останавливает?
– Как бы мне этого ни хотелось, но я не перерезал тебе горло лишь потому, что это вызовет кровную вражду среди кланов. Однако если все увидят, что я тебя победил и поступил милостиво, то некогда верные тебе вожди меня поддержат. Ты мне полезен живой и униженный, а не мертвый.
– Так чего же ты хочешь?
– Хочу твоего обещания уйти из Индостана и из наших родовых земель, и так далеко, чтобы я мог забыть о твоем существовании.
– Уйти куда?
– В Персии хороший климат, там тебе будет спокойно: изобилие опиума и красивых женщин.
– А если я откажусь?
– Я убью тебя здесь и теперь, и тогда придется повозиться с кланами. С радостью ощутил бы твою теплую кровь на своих руках…
– Никогда не понимал, почему ты меня так ненавидишь. Я не виноват, что отец выбрал меня.
– Неужели? Из-за тебя он редко замечал меня. Ты был отличным воином, блестящим воплощением всего, чего он хотел достичь. Я презирал твою напыщенную спесь с самого детства, а ты думал, что я счастлив подобострастно волочиться за тобою. Когда мы выросли, ты решил, что можешь мне покровительствовать… Но мои устремления грандиознее твоих. Я хочу заполучить империю, которую создал наш отец кровью и потом. Я заслуживаю этого больше всех сыновей Бабура. Аскари уже принял это и сделает то, что я велю. Хиндал тоже научится, если будет благоразумен. Когда буду готов, то займусь Шер-шахом и расправлюсь с ним. В Дели и Агре хутбу прочтут в мою честь, и я и мои сыновья, а не твои, будем восседать на троне Моголов. У тебя был шанс, но ты его упустил.
– Отец знал, какой ты коварный, самовлюбленный, что ты мой враг… что ты предатель… он пытался меня предостеречь.
– Заткнись! – Камран повысил голос, и Акбар заплакал. – Сын твой кричит громко и уверенно. – Зеленые глаза брата блеснули в сторону корзины возле Хамиды. – Дай-ка взглянуть на моего племянника, – приказал он Хамиде.
Та тревожно посмотрела на Хумаюна. Он кивнул. Завернувшись в одежды, она выскользнула из кровати, вынула Акбара из корзины и медленно поднесла его Камрану.
– Следите за братом, и если он шелохнется, убейте его, – сказал Камран своим людям. Трое из них выступили из темноты в сторону Хумаюна. Тем временем Камран убрал кинжал от горла Хумаюна, сунул его в ножны и направился к Хамиде.
Если бы с ним не было Хамиды и Акбара, он бы расправился с Камраном, подумал Хумаюн, оценивая расстояние между собой и людьми брата. Он знал, что сможет вскочить и заслониться Камраном, словно щитом, до того, как кто-то из его людей успеет пустить стрелу или метнуть кинжал. Но он ничего не мог сделать, а лишь наблюдал, как брат откинул толстую овчину, в которую был завернут Акбар, и теперь разглядывал маленькое круглое личико.
– Дай его мне.
Хамида снова взглянула на Хумаюна, и тот снова кивнул.
Камран взял на руки Акбара, которому понравилась такая перемена, и он перестал плакать. Минуту всматривался в его лицо.
– Ну, что, Хумаюн, принимаешь мои условия? – Говоря это, Камран взял Акбара за его маленькую ручку, но глаза его остались холодными, словно он держал кусок мяса.
– Принимаю, но только потому, что у меня нет выбора. Но вот что я тебе скажу. Однажды я заставлю тебя заплатить за то, что ты сделал.
– Не забывайся, я держу в руках твоего наследника. Будешь еще дерзить мне, и я велю своим людям вынести его на мороз и положить голым в снег. Как ты думаешь, долго ли он проживет, пока холод или волки не убьют его?
Хамида ахнула, а Хумаюн беспомощно смотрел, как Камран щекочет смеющегося Акбара под подбородком.
– Никаких слов, мой златоустый брат, даже никаких прощальных слов? Как это на тебя не похоже, великий падишах, как невежливо…