Чистая речка - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Терентьева cтр.№ 53

Я пожала плечами. Серафима махнула рукой, развернулась и потопала своей дорогой, тяжело и быстро ступая.

Я и правда не была уверена, за что я поблагодарила Серафиму. По своему обыкновению, наверно. Я ведь понимала – всё, что она сегодня говорила, было не оттого, что она меня не любит или презирает, а как раз наоборот. Даже самые ее резкие слова. Вот как я ругаю Любу за то, что она не хочет со мной бегать, никак не может встать рано, или за плохие слова, или за то, что она съедает сразу все конфеты, когда нам их раздают. Сколько дадут, столько и съест. Пять так пять, пятнадцать – Люба и пятнадцать съест, пока не вздуется живот и не заболят зубы. И я ее ругаю, потому что хочу, чтобы у нее не болел живот, чтобы она умела себя остановить, и чтобы она не ругалась матом, как делают большинство из наших, считая это нормой. Некоторые по-другому и говорить не могут. Им лучше молчать, даже на уроках. Или говорить очень медленно, иначе мат вылетает как присказка, как вводное слово.

– Это твоя учительница, да? – спросила Люба.

– Да, математичка и классная.

– Очень страшная и добрая, – сказала Люба.

Страшная – да, а вот добрая… Не знаю. Я пока не решила, что такое добрая. То, что мама и Надежда Сергеевна были добрые, – это точно. Но бывают, наверно, и какие-то другие виды доброты. Доброта в виде Серафимы, наливающейся кровью, кричащей так, что звенят на полке металлические детали разных физических приборов, а она яростно капает себе корвалол еще на первом уроке. Кажется, Серафим в переводе с древнегреческого – это ангел. Как раз такой являлся Лермонтову, мы недавно читали – к нему прилетел шестикрылый ангел. Я все пыталась его нарисовать, но не смогла, не поняла, откуда другие четыре крыла растут.

Но бывали же ангелы с огненными мечами? Я читала в Ветхом Завете. Пришли, удивились, как плохо и неправильно живут люди, и сожгли весь город. Так и наша Серафима. Огненный ангел. Интересно, если ей сказать об этом или нарисовать на Новый год такую открытку, изобразить ее с крыльями и огненным мечом – она обидится?

И стоит ли рисовать ангелу бакенбарды – вечные Серафимины выстриженные и контрастно выкрашенные треугольнички на щеках? Лерка, у которой Серафима тоже ведет алгебру и остальные предметы, говорит, что видела у нее под этими бакенбардами шрамы, значит, Серафима делает подтяжки. Странно, если у нее с подтяжками такое лицо, довольно неровное и даже оплывшее, особенно по утрам, то какое же оно было бы без подтяжек? Но я Лерке не верю. Если и есть шрамы, то от чего-то другого, хотя мне кажется, Лерка, как обычно, врет, а Серафиме просто нравится такая необычная стрижка.

Когда подъехал автобус, откуда ни возьмись, появился и Паша. Я порадовалась, что он не застрял в поселке, где ему делать совершенно нечего, кроме как пить, если у него есть деньги, или, не дай бог, воровать, поскольку деньгам у него взяться неоткуда.

Со вчерашнего дня, когда я поцеловала его в лесу, прошла целая вечность. Сейчас я бы не стала с ним целоваться. Я смотрела на него на физкультуре и не понимала, как мне раньше казалось, что у него хорошая ловкая фигура. Высокий, слишком худой, центра тяжести еще нет, ноги тощие и голые, как у страуса. Когда ноги слишком мохнатые, как у Гоши, например, это тоже не очень. Как будто верх от человека, а низ – от обезьяны. Раньше мальчики ходили в трениках, и я как-то не обращала внимания, какие у них ноги. Но этой осенью среди присланных вещей были короткие спортивные штаны. Они почему-то очень понравились нашим старшим, и они в них вырядились, думая, наверно, что они похожи на знаменитых футболистов в таком виде. Но они в коротких штанах еще больше похожи на придурков, чем в обычных джинсах или даже растянутых трениках.

В автобусе Паша сел не рядом, но так, чтобы меня видеть. Со мной рядом сидела Люба. Я повернулась к нему:

– Ты в порядке?

От этого совершенно нормального вопроса Паша покраснел. Значит, сильно не в порядке. Я пересадила Любу к окну, сама подвинулась и позвала Пашу:

– Сядь ко мне.

Он в недоумении покрутил головой. Что-то произнесла Алёхина, которая, не разобравшись в ситуации, решила не вовремя от Паши отказаться, демонстративно отсаживаясь, говоря все время ему гадости и прилипая ко всем мальчикам подряд. Ему бы сейчас нужна была ее поддержка, она просто не понимает. Но я точно ей помогать не буду. Мне ее не очень жалко, а жалко Пашу.

Веселухин встал, чуть не упал, потому что автобус пошатнулся на кочке, страшно разозлился, сел обратно на свое место, достал пачку сигарет, посчитал их, потом вытащил одну сигарету, стал старательно ее нюхать и вставил ее за ухо. Я постаралась не засмеяться. Паша сейчас был чем-то похож на актера, игравшего рабочего из старого советского фильма, который мы недавно смотрели, когда у нас сломалась телевизионная антенна и мы нашли среди вещей, которые нам привозили, диски с фильмами. Никто не стал досматривать, фильм был нецветной, наивный и как будто про жизнь на другой планете. А я досмотрела. Я не верю, что была когда-то такая жизнь. Наверно, это сказка, как есть сказки про волшебников. А если была – жаль, что теперь все по-другому.

Так вот тот актер тоже все время ходил с сигаретой за ухом.

– Паш, – негромко сказала я. – Сядь ко мне.

Веселухин что-то пробормотал и пересел на сиденье рядом. И посмотрел на меня преданными и совершенно несчастными глазами.

– Нет причин для страданий, правда, Паша. Зря ты так.

Я даже взяла его за руку, как взяла бы Любу. Не так, как взяла бы его за руку еще вчера. И причина тут не в Милютине. Причина в чем-то другом. Во мне самой.

Паша в ответ сжал мне пальцы изо всех сил.

– Я видел, как ты с ним уехала, я ждал тебя вчера! И тебя не было два часа! – проговорил Паша, снова покрываясь красными пятнами.

– Мы ездили за телефоном, к его маме. У нее есть старый телефон, она мне его дала, на время.

Я решила, что соврать во спасение самого Паши, чтобы он, как выражается Люба, не повесился, – это сейчас самое лучшее.

– Почему?

– Что почему? Потому что у меня нет телефона.

– Я бы купил тебе телефон! Я же сказал!

– Паша… – я потихонечку освободила руку, потому что у меня уже свело ее от Пашиных горячих пальцев. – Разберемся. Может быть, и купишь.

– Я сейчас прямо поеду, давай я выйду! – Паша рванулся было к водителю.

Я с трудом удержала его и усадила обратно.

– Нет, сейчас не надо. И вообще, я ворованный телефон в киоске покупать не хочу.

– А… – Паша растерянно посмотрел на меня. – На обычный у меня денег нет. Они, знаешь, сколько стоят…

– Вот, поэтому я взяла телефон у… – я на ходу придумала имя, – Евгении Матвеевны, который ей не нужен, на время. А там посмотрим.

– Ты уже знаешь, как зовут его мать! – покривился Паша. – Все ясно!

Я даже подивилась проницательности Паши и связности его ревнивых мыслей.