История Кометы. Как собака спасла мне жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Вулф, Линетт Падва cтр.№ 37

Только борзая начала успокаиваться, взревели двигатели, набирая взлетный режим, самолет рванул с места, и борзую швырнуло мне на колени. Собачьи глаза удивленно моргнули. Что, черт побери, происходит? Мы пролетели полпути до Омахи, когда Комета улеглась на одеяло, которое мы захватили для нее.

В ту осень мы с собакой дважды самостоятельно летали в Омаху, где мне возобновляли направление на лечение фентанилом. Не могу сказать, благоприятно ли действовал на меня наркотик. Тело жгло и сводило в стольких местах, что вызывало боль. К тому же на меня стали накатывать приступы страха, когда начиналось ухудшение. На фоне пугающих изменений светлым пятном были только наши осенние полеты с Кометой. Мое положение инвалида помогало нам быстро разобраться с багажом, проверкой билетов и контролем безопасности, и мы вскоре оказывались в самолете. Все, что мне было необходимо, – сумка с одеялом, бутылка воды и миска.

Когда самолет приземлялся в Омахе или Финиксе, стюардессы открывали люк, и в салон въезжало инвалидное кресло. Мне помогали преодолеть «гармошку», после чего я отказывался от помощи, полагаясь на Комету, и наслаждался поездкой с ветерком по терминалу. Мы неслись мимо торговых ларьков, и в глазах мелькали руки, ноги и открытые рты – кубистская диорама, достойная кисти Пикассо. От скорости у меня кружилась голова, как у подростка во время первой лихой поездки на машине.

Мое тело подводило меня, но еще осталась способность восхищаться видом мчавшей инвалидное кресло Кометой. Она напоминала мне великолепных канадских журавлей, пролетавших над территорией Небраски, – длинные шеи вытянуты по ветру, худые ноги стелются за ними. Но нас несли вперед не крылья длиной шесть футов, а сильные задние лапы борзой. Ее движения казались мне такими же извечно-древними, как полет этих птиц. И я невольно думал обо всех людях от Одиссея до наших дней, кто восхищался непринужденной мощью своих борзых.

Мой третий полет с Кометой в Омаху состоялся на Рождество. У меня было спокойно на душе, поскольку у дочерей в жизни все неплохо и надежно складывалось. Джеки училась в девятом классе. Кили предложили стипендии в двух юридических институтах на выбор. Линдси занималась морской биологией в университете Тампа. Может, теперь, когда они стали старше, им будет комфортнее рядом со мной, и мы, как прежде, жарко поспорим о жизни и политике.

Но все оказалось не так просто. Кили и Линдси, после того как я приехал, пробыли дома всего день, а затем отправились на каникулы к матери во Флориду. А Джеки отбыла на конную базу организации молодых христиан поработать тренером. Вечером, после их отъезда, Фредди приготовила ужин для нас двоих и сделала все, чтобы он получился романтическим. На столе мерцали свечи, и бутылка французского бордо разогрела наши усталые тела. И тут жена обмолвилась, что одна из наших девочек решила поменять свои планы на жизнь. В тот же миг в мою душу закралась тревога.

– Ты хочешь сказать, что Линдси что-то не устраивает? – Я говорил громче, чем следовало, потому что расстроился.

– Линдси хотела изучать жизнь моря, но подобная работа почти недоступна для выпускников. Собиралась самостоятельно пробиться, но обнаружила, что, когда ныряет с аквалангом, барабанные перепонки не выдерживают. Она боится моря с тех пор, как у одной женщины винтом отрубило ногу. За два года до того, как Линдси окончила среднюю школу, наша знакомая молодая женщина выпала на Миссури из моторки. Ей отрезало ногу лодочным винтом, и этот случай глубоко запал в сознание Линдси. Но это не помешало ей учиться на биолога.

– Почему я ничего не знаю?

Часы на каминной полке тикали в унисон со стуком собачьих когтей в гостиной. Комета покинула уютный коврик перед огнем и смотрела на меня. За ней, словно в чем-то провинилась, пряталась Сандоз. Я лишь вздохнул.

– Линдси боялась расстроить тебя. Решила, что не следует говорить с тобой о подобном. Ты либо придешь в бешенство, либо тебе станет плохо. – Комета и Сандоз разделились: ретриверша искала внимания Фредди, тыкаясь ей в локоть, а борзая тихонько терлась о мою безвольно упавшую руку. – Думаю, она так опечалена, потому что ты ни разу не появлялся в ее студгородке. Даже на родительский день.

Я почувствовал, как меня охватывает паника и бросает в пот.

– Что с тобой? – забеспокоилась жена, промокая мне лицо салфеткой. – У тебя рубашка насквозь мокрая.

– После того как я вернусь в Седону, мне понадобится билет до Тампы.

Мне потребовался целый день, чтобы проехать сто двадцать миль от Седоны до Финикса, где я собирался переночевать в доме матери. Полет до Тампы занимал четыре часа – намного дольше, чем привычные перелеты между Финиксом и Омахой. Мы прибыли на место поздно вечером в пятницу, и Комета катила меня в почти пустом зале аэропорта и два часа всячески поддерживала по дороге в отель. Увидев меня, Линдси не выразила бурного восторга, но и не расстроилась моему появлению.

– Привет, папа! – улыбнулась она, но в ее глазах не было радости. – Посмотришь студгородок или пойдем прямо ко мне?

Ее тон напомнил мне мой собственный, каким я разговаривал со слишком задержавшимися в нашем доме на озере гостями из города. Я надеялся на более живой прием, пусть даже на сердитый выговор – на что угодно, только бы Линдси показала, что хочет, чтобы я снова участвовал в ее жизни, – но поведение дочери свидетельствовало о том, что она ничего не ждала от моего приезда. Однако я провел с ней почти всю субботу. Сказал, как люблю ее. И улетел обратно в Финикс. Комета не отходила от меня ни на шаг и постоянно находилась рядом за исключением тех моментов, когда, с боем добившись этой чести, гостиничные служащие выводили ее вечером погулять.

Я понимал, что девочки выросли. Знал, что детям свойственно отдаляться от родителей, особенно в первые несколько лет после того, как они уезжают из дома. Видел, что дочерям трудно наблюдать, как я физически разваливаюсь. Но так ли все было просто? Кто кого избегал? Линдси явно считала, что я не обращаю на нее внимания. Кили и Джеки по крайней мере отвечали на телефонные звонки, а Линдси даже после моего приезда не реагировала на мои попытки установить с ней контакт. Мне это не нравилось, но казалось, что я мог понять ее. Таким образом дочь защищалась. Наверное, слишком часто чувствовала, что не нужна мне.

Спустя четыре года

Зима – весна 2005 года. Аризона

Наши комнаты в новом доме в Седоне имели венецианские окна с видом на гору Ли. Из своего кресла я мог наблюдать, как с наступлением вечера ее равнины и отроги окрашиваются в оранжевый, золотистый, лиловый и кроваво-красный цвета. Яркие громады облаков, похожих на вершины под ними, проплывали над головами и опускались в долину. Именно в таком месте мы с Фредди мечтали жить, когда выйдем на пенсию.

Но Фредди переехала в Седону не потому, что мы вышли на пенсию, – нам было больше не по силам содержать два дома. Врачи дали ясно понять, что мне не удастся насовсем вернуться в Небраску, а наши накопления иссякли. К неудовольствию дочерей, потерявших место, где выросли, мы продали дом на озере. Мы также продали мой прежний дом в Седоне и на вырученные деньги купили новый, в квартале от первого. Этот больше подходил человеку, пользующемуся ходунком с перспективой вскоре оказаться в инвалидном кресле. Из дома открывался прекрасный обзор, и он был даже оборудован бассейном, пригодным для моих лечебных процедур.