– Проходите, коли без умысла злого, – едва взглянув на визитеров, молвил тот, приглашая путников внутрь.
– Благодарю тебя, мил человек, – поклонился в ответ Милован, и Булыцкий, сам не зная зачем, последовал его примеру.
– Ох, и непотребен ты, – едва только гости вошли внутрь небольшой кельи, жарко освещенной язычками пляшущего пламени, проронил старик, глядя на пенсионера. – Почто зипун короток?! Грех, а не зипун! Чего, как елка, пестрый? – сказал, указывая на пестрые брюки цвета хаки.
– Не серчай, отец, – взял слово Милован. – Чужеродец. Не с наших краев.
– Хорошо, – кивнул тот в знак согласия. – Но остаться коли хочешь, срам свой спрячь с глаз долой. А коль от непогоды схоронишься, так пережди да ступай себе с миром дале.
– А где ж взять ее-то: одежку потребную? – осторожно поинтересовался Милован, прикрываясь воротом и давя очередной приступ кашля. – Нам ведь и дорога в монастырь Троицкий.
– А Бога спроси, все в руках его.
– А Богу-то какая печаль до меня, – пожал плечами пенсионер. – Сошка-невеличка. Что был, а что не был, все равно.
– Во что веруешь, то и воздается, – так же спокойно отвечал хозяин кельи.
– Сказать, во что верую, так и не поверишь, – развел руками тот. – Самому до сих пор чудно.
– Да ну?
– А ты никак ждешь кого в гости? – осторожно перевел на другую тему провожатый, видимо, памятуя о характере товарища. Так, от греха подальше.
– Может, и жду, – старик не стал вдаваться в подробности и сам обратился к гостям: – Почто пришли? Или просто заблудились? Оно как хмарь небо затягивает, мы души православные огнем да звоном колокольным созываем. Кров, хлеб даем. А дальше Бог в помощь. Остаться коль желает кто, принимаем в братию. Человек светлый что Божий дар.
Вот только труд наш – нелегок, – чуть помолчав, продолжил тот. – Рать Божия, что битву ведет паче земной; мужи на поле брани – за правду, мы – за души. И в руках наших не мечи каленые, но вера да молитвы смиренные. Каждый день Божий, от рассвета до заката. Солнце встречаем да звездам благодарность возносим с молитвою на устах. Не каждому и по силам. Кто не сдюживает и уходит, так мы и не противимся; служение Господу не каждому и по стати. Отпускаем с благословением.
– Мы Сергия Преподобного ищем, – встрял Николай Сергеевич.
– Преподобного
[29]
Сергия? А нет здесь таких, – отвечал тот. – Те только, кто, гордыню усмирив, служению Богу жизнь посвятил свою да крест свой смиренно несет, о наградах и не помышляя.
– Да как нет? Сергий Радонежский! Здесь же, в монастыре Троицком, – пораженно выдохнул его собеседник.
– Сергий Радонежский есть, – спокойно согласился старик. – А на что тебе он?
– На Московию беда идет, упредить хочу, – снова выпалил Николай Сергеевич.
– Беда, говоришь? – как будто и не удивился хозяин кельи. – Пожар или недород? Или люд лихой, может? Или что еще?
– Орда на Москву выйдет скоро, – чуть помявшись, отвечал Булыцкий. – Тохтамыш кровь православную реками лить будет.
– Тохтамыш? Татарин? Так побили их летом прошлым, – старик в упор, словно насквозь желая пробить взглядом своим пронзительным, посмотрел на гостя. – Напраслину городишь, пришелец.
– Не напраслина это, – упрямо повторил Булыцкий, потянувшись к рюкзаку, схоронившему диковинный скарб пришельца.
– А ну как брехня? Как верить тебе прикажешь? Рассуди да научи: почему тебе верить кто должен?
– Смотри! – извлек тот банки с разносолами да пакеты с изрядно померзшими картошкой, морковью да луком и чесноком. На старика это, казалось, не произвело какого-то безумного впечатления; тот, начитывая молитвы, лишь статно принялся крестить расставленные на бревенчатом полу склянки.
– Не сомневайся, отче, не диавольские дары. Из грядущего он посланник; пастырем к нам прислан смиренным да со знаком великим. О беде страшной пришел предупредить. У него и меч Михаила Архангела, и песнопения райские, – ненавязчиво так Милован подсказывал товарищу, что да как делать, как да когда говорить.
– Меч, говоришь? Ну-ка покажи.
Булыцкий торопливо извлек фонарик и проигрыватель.
– Смотри, православный, – сфокусированный луч разрезал полутьму кельи. – А так, – нажав на кнопку, пустил по электродам он разряд, – орудие грозное. – Сергий ничего не ответил, лишь молча перекрестился. – А вот, – оживляя проигрыватель, продолжал пришелец, – и музыка неземная.
– А вот это – чудно, – жадно ловя сочные аккорды, прошептал старик. – Слыхивал я про то, что в Царьграде такие не диковина. Так то в храмах, да только службы там с голосами смертных, а здесь – ангельские, – слушая беззаботный щебет скрипок, оттаял суровый схимник. – Такую бы и нам сладить.
– Сладите, – усмехнулся в ответ тот. – Оно, как говорится: ищущий, да найдет. Не ты, так кто по стопам твоим пойдет.
– Слыхивал я, что Бог агнцам своим смиренным пастырей присылает да знамения показывает. Да сам не видывал, – ушел от ответа их собеседник. – Посланник, значится? Да за заслуги каковые?
– А то не мне судить, за какие. Высший промысел неведом мне. Одно знаю: беда идет на земли православные, да я здесь незнамо как оказался. А раз так, стало быть, глаза открыть князю должен да крови пролиться не дать.
– Прав, – статно кивнул старик. – Только каждому веровать, беду неведомую отводя, до другой беды недолго.
– Так затем к Сергию и идем поперву, – снова взял слово Милован. – Сергий – благоверный; пустобреха отвадит, а дельному поможет; хоть бы и советом ладным да благословением на дела добрые.
– Труд посланника – бремя тяжкое; не всякому по стати, – снова кивнул хозяин.
– Да ты сам вспомни: разве слушал посланников кто, кроме благоверных самих? – продолжал Милован. – Кто за ними шел? Лишь те, в чьих сердцах вера истинная, да те, кому потом великомучениками судьбой было предначертано стать.
– И тут прав, – так же спокойно отвечал их собеседник.
– Так потому и Сергий рассудит нас. Кому, как не ему, видеть: кто с добром в сердцах идет, а кто и камень таит.
– Много к Сергию охочих, – негромко отвечал хозяин кельи, – да каждого не выслушать. Оно прежде, чем его от молитв отрывать, поперву самим решить: надо ли?
– Так вот и послушай нас, – снова подключился Булыцкий. – Плач большой по землям Московии пройдет, да все, что Калита Иван по крохам собирал, вновь по швам затрещит. Вот и реши, надо ли теперь к Сергию нам.