Хроники Дождевых чащоб. Книга 4. Кровь драконов - читать онлайн книгу. Автор: Робин Хобб cтр.№ 33

Однако все эти удобства не означали, что хранителям следует расслабиться. В Кельсингре не водилось дичи, было мало зеленых растений и отсутствовала растопка для печей. Поэтому они каждый день покидали освоенный центр Кельсингры и бродили на окраинах широко раскинувшегося города. Карсон подсказал, что им надо построить причал для «Смоляного». Когда живой корабль вернется, ему понадобится надежная пристань, где его смогут пришвартовать. А еще им нужно предусмотреть место для разгрузки припасов, которые, как они надеялись, доставит «Смоляной».

– А еще нам понадобятся пристани и верфи для наших собственных кораблей. Нельзя рассчитывать на то, что «Смоляной» и капитан Лефтрин будут возить припасы даром.

Эти слова вызвали удивленные взгляды собравшихся на совет хранителей. Карсон ухмыльнулся:

– Что? Вы решили, что мы устраиваемся в Кельсингре лет на пять или десять? Поговорите с Элис, друзья мои. Вы вполне можете прожить сто лет или даже больше. В общем, все, что мы сейчас начнем строить, следовало бы делать хо-рошо.

И Карсон начал обрисовывать перед ними практические задачи. Охота и собирательство для пропитания, постройка городского причала и – к немалому изумлению Тимары – проверка воспоминаний, хранящихся в камне, в попытке понять, как устроен город.

Тимара вызвалась добывать еду и охотилась почти еже-дневно. По мере того как ранняя весна оживляла землю, на лесистых холмах появились зелень и коренья, но основу их рациона по-прежнему составляло мясо. Тимаре оно порядком надоело. Ее не радовали долгие переходы до городской черты и обратный путь с грузом дров или кровавой дичи. Однако теперь часы, проведенные в лесу с луком и стрелами или плетеной корзиной, стали единственными моментами, когда в ее жизни все было просто.

А когда она оставалась в городе, ей приходилось сталкиваться с Татсом и Рапскалем. Соперничая друг с другом в попытке добиться ее благосклонности, парни растеряли свою прежнюю дружбу. До драки дело не доходило, но если у них не получалось избежать встречи, возникшее напряжение полностью исключало возможность нормального разговора. Пару раз Тимара оказывалась между ними и горько об этом жалела. В такие моменты Рапскаль осаждал ее нескончаемой болтовней, а Татс пытался привлечь ее внимание, демонстрируя девушке мелкие вещицы, которые он для нее изготовил, или докучал историями о новых открытиях в городе. Их напряжение не давало Тимаре никакой возможности поговорить с кем-то другим. Вдобавок ее передергивало, когда она просто представляла себе, как это должны воспринимать остальные: дескать, она намеренно провоцирует их соперничество. Если Татс подмечал в Кельсингре нечто, казавшееся ему любопытным, Рапскаль обязательно заявлял, будто знает, что это такое, и принимался за бесконечные и нудные объяснения. Татсу оставалось только возмущенно хмуриться. Поскольку хранители по-прежнему собирались вместе почти на каждую трапезу, поведение парней стало вызывать раскол внутри группы. Сильве заняла сторону Тимары, садясь рядом с ней и невзирая на то, что ухажеры Тимары могли этому воспротивиться. Харрикин не пытался скрыть того, что стоит на стороне Татса, а вот Кейз и Бокстер были явно в лагере Рапскаля. Кое-кто не выражал особых предпочтений, а некоторые – например, Нортель и Джерд – решительно игнорировали проблему или же ехидно комментировали происходящее.

Если у одного из юношей была работа, второй пользовался его отсутствием, чтобы добиваться расположения Тимары. Когда Татс трудился над возведением причала, Рапскаль настаивал на том, чтобы идти с ней на охоту, даже если ее напарником на тот день назначали Харрикина. Но самыми плохими были те часы, когда свободными оказывались и Рапскаль, и сама Тимара. Тогда он караулил ее у двери ее комнаты. Стоило ей показаться ему на глаза, как он начинал умолять ее снова прогуляться вместе с ним: побродить у виллы и у колонн памяти, чтобы узнать что-нибудь новое о предшественниках-Старших.

Тимара немного стыдилась того, что она очень часто сдавалась и принимала приглашение Рапскаля. Это было бегство в ослепительно утонченные времена. В том мире грез она изящ-но танцевала, вкушала потрясающие блюда, смотрела спектакли – и жила той жизнью, которую прежде даже представить себе не могла. Однако небрежные наблюдения, сделанные Амариндой, помогали Тимаре понять, чем являлась Кельсингра в былые времена. В оранжереях круглый год выращивали фрукты и зелень, а обычные люди из пригородов и поселений на противоположном берегу обменивали урожай или добычу на магические изделия Старших. Вместе с Карсоном и Элис она осмотрела несколько громадных теплиц. Там могли разместиться и драконы. Грядки были подняты на высоту груди, деревья росли в огромных кадках. Однако все уже давным-давно погибло, оставив лишь едва заметные следы листьев на полу и прогнившие пни в почве. Тем не менее земля в емкостях казалась пригодной для использования, а вода до сих пор вытекала из прохудившейся системы труб, которая прежде обогревала и поливала грядки.

– Но без семян или саженцев здесь все бесполезно, – печально отметила Элис.

– Надо дождаться весны, – отозвался Карсон. – Можно пересадить сюда дикие растения и выращивать их.

Элис медленно кивнула:

– Если нам удастся собрать семена или взять отростки от знакомых растений, то Старшие смогут заняться фермерством. А может, Лефтрину удастся привезти нам рассаду.

Во время других прогулок по воспоминаниям Тимара видела работающих в перчатках Старших. Они создавали скульптуры из камней, придавали деревьям дополнительную гибкость, заставляли металл сиять, петь и нагревать или охлаждать воду. Их мастерские выходили на узкие улицы, и они здоровались с проходящей мимо Амариндой. Тимара ощущала странное родство с ними, почти осознавая, что они делают, но не понимая, как именно у них это получается. Амаринда же неспешно шагала мимо поразительных деяний, почти не обращая на них внимания, принимая все как часть повседневного быта. Но бывали другие места и времена, когда Амаринда сосредотачивалась, решительно и безжалостно, заставляя Тимару тонуть в ее чувствах. Влюбленность Старшей в Теллатора не закончилась: она стала глубже, превращаясь в подлинную страсть. Погрузившись в воспоминания на несколько часов, Тимара пережила несколько месяцев жизни Амаринды. Она выныривала из чужой памяти с помутневшим взглядом, стискивая руку Рапскаля, который растянулся на соседних ступенях. Повернув голову, она видела на его лице улыбку Теллатора, да и большой палец, который гладил ее ладонь, принадлежал вовсе не Рапскалю. Только постепенно его взгляд снова становился взглядом Рапскаля. Тимара гадала, о ком он думает сейчас и что именно остается у него в памяти, когда они поднимаются на ноги, одеревенев и замерзнув. Потом Рапскалю неизменно хотелось поговорить об их общих видениях, но она всегда отказывалась. В конце концов, это ведь просто грезы.

Имеет ли значение то, что она испытывает в подобные моменты? Если съеденная ею пища не приносит ей сытости, то важен ли в этой жизни секс, которым она наслаждается в той? Она не могла решить. Конечно, такие прогулки изменили ее отношение ко многому из того, что люди способны устроить в уютной постели зимним вечером или на лугу под летним небом. Может ли она утверждать, будто не близка с Рапскалем, зная, что он облачен в кожу Теллатора? Она уверяла себя, что это именно так. Иногда. Он ведь не был властен над поступками или чувствами Теллатора точно так же, как она сама – над Амариндой. Она не могла предотвратить их ссоры, не имела возможности прервать их бурные примирения. Она и Рапскаль словно смотрели пьесу или слушали старинное повествование. Вот и все.