Все разом заорали, а я с перепугу метнулась к холодильнику,
но влезть в него не представлялось возможным, пришлось бы выбрасывать из него
полки, а на это времени у меня не было, да и шумно очень. От холодильника я
бросилась к мойке, а затем к угловому столу со шкафчиком и очень быстро смогла
в нем угнездиться, так как он, на мое счастье, был совершенно пуст.
Я прикрыла дверцу и вновь обрела способность различать звуки
и беззастенчиво стала подслушивать. Но тут меня постигла неудача. Мужчины на
разные голоса и весьма эмоционально что-то обсуждали, но что конкретно, понять
не было никакой возможности. Говорили они вроде бы по-русски, но большинство
слов оставались для меня загадкой. Пока я успевала постигнуть одно, пропускала
другое. В общем, я так и не смогла понять, о чем идет речь.
Конечно, кое-какие слова были мне хорошо знакомы, например,
«падла». Его употребляли очень часто, но и оно имело разнообразные значения.
Затем, конечно, целый букет русских народных выражений, любовь к которым
приписывают грузчикам и сапожникам, но толку от того, что я их очень хорошо
знала, не было вовсе, потому что они, как известно, служат не для передачи
информации, а для цветистости речи. Мне же хотелось чего-нибудь конкретного,
так как вопрос сохранения собственной шкуры стоял на повестке дня под номером
один.
Напрягая изо всех сил свои извилины и по-прежнему не
улавливая сути происходящего, я съежившись сидела в столе, лелея в душе робкую
надежду, что гостям не придет в голову заглянуть в него, а Витька, при столь
бурном развитии событий, и вовсе должен забыть обо мне навеки. Тут Витька
заорал медведем, вслед за этим что-то со страшным шумом разбилось и посыпались
осколки.
— Свят, свят, — пробормотала я и неловко
перекрестилась, потому что мой подбородок упирался в колени. Звон стекла
почему-то ассоциировался у меня исключительно с окном, и я решила, что кого-то
выбросили с третьего этажа и он лежит сейчас в объятиях асфальта. Разгулявшуюся
фантазию мне пришлось попридержать: летя с третьего этажа, жертва, по моим
представлениям, непременно должна кричать, а здесь никакого душераздирающего
вопля со стороны улицы… И вдруг вопль раздался, как по заказу.
— Ах ты, кобель паршивый, — выпевал звонкий Грунин
голос. — Да я тебе глаза выцарапаю, и сучке твоей…
Груня ахнула, и я поняла, что случилось. Вовсе не окно
разлетелось в осколки, а люстра. Свет погас, и моя подружка явилась по
условленному сигналу, не подозревая, какая опасность ее подстерегает.
Точно ласточка из гнезда, я выпорхнула из шкафчика стола и
заорала:
— Беги, Груня… — И тут пять голосов тоже что-то разом
заорали, а шестой, звонкий, принадлежащий моей подружке, перекрывая все
остальные, предложил:
— А ну, на пол и руки за голову! — Она сделала
паузу и рявкнула так, что я с перепугу залегла на пороге кухни:
— Перестреляю всех, падлы!..
Через несколько секунд до меня дошло, что на пороге лежать
довольно глупо — раз тут такое творится, надо Груню выручать и себя, конечно,
тоже. Я заспешила в направлении коридора. Будь я в нормальной квартире, мне б и
двух секунд хватило, но в этом чертовом эротическом гнезде было никак не меньше
ста квадратных метров, и, пока я их преодолевала, события продолжали
стремительно развиваться. Не успела я сделать и пары шагов, как грохнул
выстрел, потом второй, третий, потом пошла такая пальба, что я сползла на пол и
закрьша голову руками, успев подумать: «Не фига себе…» И вдруг все стихло.
Я встала на четвереньки и робко продвинулась на метр, потом
жалобно позвала:
— Груня…
И услышала Витькин голос.
— Ой, блин, — нараспев сказал он. Парень особо
фантазией не блистал, да и словарный запас у него был не то чтобы очень
большой.
— Да уж, — со вздохом согласился Ряха, — даже
жить не хочется, брат.
— Молчи, — рявкнул тот, — все твой язык…
— Не языком же я троих уложил, — обиженно заметил
Ряха, а Груня растерянно произнесла:
— Это что же здесь такое?
— Это трупы, — сообщил Ряха, а я, рванув с места,
наконец-то оказалась в прихожей и смогла убедиться в том, что Ряха прав: трупы
были. Целых три. Лежали они в самых невероятных позах, в прихожей клубился
дымок, пахло паленым, а в трех шагах от меня стояла Груня с железякой в руке,
подозрительно напоминающей пистолет. У ее ног стояла плетеная корзинка, из
которой в настоящий момент не спеша выбирался кот, недовольно мяукая.
— Какие еще трупы? — пришла в себя Груня.
— Такие, — тяжело вздохнул Ряха, обводя взглядом
поле битвы. — Это ж надо… И чего мне всегда так не везет…
Я перевела взгляд на Витьку. Он стоял чуть в стороне, прижав
локоть к ребрам, и отчаянно кривил рожу. Его чувства были мне вполне понятны:
когда на полу в собственной квартире лежат три убиенных молодых человека, не до
счастливых улыбок. А я-то хороша — хотела избавиться от одной проблемы и нажила
еще три. К тому же и Груню втравила в скверную историю.
— Привет, — пробормотала я. Все трое вздрогнули и
уставились на меня с удивлением, наверное начисто успев забыть о моем
существовании.
— Ты зачем пальнула, дура? — обратился к жене
отчаянно кривящий физиономию Витька.
— Так ведь он не заряжен, — взглянув на железяку в
своей руке, пролепетала Груня. — Ты сам говорил…
— Говорил, — вздохнул Витек, — две недели
назад. Ты зачем его из банки вытащила?
— Попугать тебя хотела, — ответила Груня. —
Надоели мне твои кобелиные замашки, намучилась…
— Считай, отмучилась, — встрял погрустневший Ряха.
Впрочем, он и до этого не очень веселился.
— Так ведь я никого не убила, — пролепетала Груня
и всхлипнула:
— Я же в стену…
— Точно, — охотно согласился Ряха. — Ты в
стену, этот придурок в тебя, Витька в него, и понеслось как по нотам… Одно
хорошо — мы стреляли лучше.
— Слушайте, — понемногу начав соображать, что
здесь произошло, вмешалась я, — может, мы это, милицию вызовем…
— Сами приедут, — возразил Витек, — наверняка
соседи уже стуканули. Давайте сматываться, пока не замели, — внес он, на
мой взгляд, весьма разумное предложение.
Мне очень хотелось оказаться подальше от этого места. С
ментами встречаться у меня желания не было, и вообще, я здесь, по большому
счету, ни при чем, я даже ничего не видела… Ох, мамочка… Тут мне сделалось
стыдно, потому что дураку ясно: у Груни большие неприятности, а виновата в этом
я.