Не-е-ет, не так уж он и умен, этот Виталий Сергеевич, кажется. Он просто размяк от виски и проговорился. И сюда он пришел из-за Ваньки. Наверняка охотники нашли его труп, наверняка откатали пальчики, узнали, что это за чудовище. И каким-то образом стало известно, что Никитин работает на него. Это вопрос, конечно, отдельный. Но не такой важный.
Капитан просто сюда пришел из-за Ваньки. Вызвать в отдел его не могли, слишком велика фигура. Мог и оскорбиться, и начать жаловаться. Нет, мент сюда пришел из-за Ваньки. Точно! Да и сейчас, если честно, его это мало интересовало. Сейчас его интересовал другой вопрос.
– Что же ты нашел, Гена? – выдохнул Георгий, скрипнув зубами. И тут же добавил, возвращая себе утраченное самообладание: – Но что бы ты ни нашел, это должно быть у меня… У меня, Гена…
Он долго бродил по пустым комнатам особняка. Комнату дочери он обошел стороной. Он всегда обходил ее стороной, совершенно не испытывая никаких чувств к этому красивому умному ребенку. Но ему полагался ребенок по статусу, и он его заимел. Как заимел и жену, в которой совершенно не нуждался. И заключил с ней деловое соглашение. Он не лезет в ее дела, она – в его. Но при полном соблюдении приличий. И всех все устраивало. И жили они не счастливо, но пристойно.
Дочь, правда, косилась в его сторону. В последнее время все чаще и чаще. И недобрым был ее взгляд.
– А что ты хочешь, Жорж, – равнодушно дергала плечами жена, когда он задавал ей вопросы. – Она дочь своего отца. Она что-то чувствует в тебе. Какой-то подвох. Какое-то зло. И, возможно, чувствует это в себе. И изумляется…
И он решил, что им лучше жить подальше, и отправил их за границу. Он все равно не испытывал надобности в их присутствии. Никогда.
Георгий остановился у телефонного аппарата, старинного, за который отвалил кучу бабок в Испании. Протянул руку к трубке.
Ведь не будет ничего непристойного в его интересе, так? Два коллекционера созваниваются, говорят, делятся новостями. Что тут предосудительного? Это не станет доказательством чего-то. Так ведь?
Возможно, это и ошибка, так что же? Он и так слишком долго вел себя безукоризненно. Имеет право и на крохотную блажь.
– Да! – Ненавистный Генкин голос прозвучал слишком самоуверенно. – Слушаю!
– Здравствуй, Гена, – вкрадчиво проговорил Георгий. – Слышал, у тебя все хорошо?
– Даже лучше, чем ты можешь себе представить, Жора.
И, кажется, он тихо рассмеялся. Георгий закатил глаза, боясь поймать свое отражение в чем-нибудь. Боясь, что не увидит там привычного облика. Боясь, что внешность его претерпела изменения под натиском бешенства и ненависти, клокотавших внутри.
– Слышал, тебя можно поздравить? – продолжил Георгий. И, подумав, добавил: – Можно поздравить с находкой?
– Да, Жора. Меня можно поздравить. Чего нельзя сказать о тебе! – И теперь уже вполне отчетливо ненавистный толстый карлик рассмеялся. – Я нашел, Жора. Нашел то, что искал ты! И теперь, Жора, тебе конец! Конец тебе, Жора, твоей репутации конец, твоему доброму имени. И семя твое будет осквернено той грязью, что кроется… Тебе конец, Жора, – внезапно прервал свою речь Генка и бросил трубку.
Какое-то время Георгий стоял с закрытыми глазами, с прижатой к уху трубкой. Желание разбить ее о стену было нестерпимым. Но он передумал. Осторожно положил ее на аппарат – он же стоил огромных денег. Распахнул глаза, медленно подошел к зеркалу. Нет, с его внешностью было все в полном порядке. Так же безупречен. Пожалуй, бледнее обычного, но это ерунда.
Он поймал ногтями большого и указательного пальцев седой волосок. Выдернул его, улыбнулся себе и прошептал:
– Это не мне конец, Гена. Ты ошибаешься! Это ты покойник…
Глава 23
– Вы уверены, что это безопасно?! – Осунувшийся за последние два дня Савельев смотрел на Макарова исподлобья. – Вы уверены?!
– Геннадий Иванович, давайте вспомним, – негромко возмутился Макаров, он, между прочим, тоже издергался. – Это было ваше предложение – выманить Георгия из норы! Вы предложили этот план!
– Да, да, да, я!
Савельев начал нарезать круги по кабинету, он уже посчитал, что по периметру кабинета ровно девяносто два его шага.
– Но чего он тогда не идет за мной?! Чего?!
Савельев тоже не спал вторые сутки. Он вывез из дома Машу, поселив ее в гостинице. Он не мог рисковать ее жизнью и здоровьем. И, возможно, жизнью своего будущего ребенка. Они все еще надеялись. Маша все еще зачеркивала числа в календаре.
Он убрал из дома всех. Остался только Паша. Он категорически отказался уезжать.
– Я с вами, Геннадий Иванович, – бубнил он, настырно наклонив лобастую голову. – До последнего вздоха.
Савельев едва не прослезился от такого проявления верности. Но сдержался, тут же подумав, что просто не производит впечатление человека, умеющего за себя постоять. И Паше об этом прекрасно известно. И он знает, что, явись сюда Жорка с пистолетом наголо, Савельев не сможет ему противостоять. Он струсит, он слаб.
За домом велось круглосуточное наблюдение. В доме тоже были люди. Где – Савельев не знал. И сегодняшней бессонной ночью вдруг подумал, что все это вранье. Нет тут никого, кроме него, Паши и Макарова. И никто его не сумеет защитить от ярости этого чудовища.
Он передал архив властям, сняв себе копии с некоторых документов, касающихся деда Георгия. Что-то он должен будет показать этому уроду, когда он придет за бумагами. Когда он придет его убивать.
Никто не мог предположить, что все выйдет иначе. Что вся операция, продуманная до мелочей, пойдет совершенно по другому сценарию. По сценарию, который писался не ими. Который писался чудовищем.
Это был вечер пятницы. Точно, пятница. Макаров даже сверялся с календарем. Телевизор они не включали, чтобы не было посторонних звуков, чтобы не пропустить визита или вторжения. Что там выберет для себя Георгий четвертый?
Вечер пятницы. Благодатный день для многих. У него тоже временами пятницы случались благодатными. Когда он мог после работы просто отдыхать. Просто смотреть телевизор, просто идти в ресторан, просто глядеть на женщину, которая нравилась. Он бы и сегодня отдохнул с удовольствием перед телевизором, без затей. А может, даже позвонил бы своей бывшей второй жене. Она снова прислала ему сообщение, в котором просила у него прощения. Странно, она всегда обвиняла его. Считала, что он виноват в ее разрушенном представлении о счастье.
Что поменялось?
Макаров повернулся на бок, он прилег на полчасика, решив вздремнуть перед ночным дежурством. Прилег прямо в одежде, ботинках, не снимая кобуры. Он был зол и раздосадован. Сегодня днем ему звонил полковник и орал так, что его слышал даже Савельев, находившийся на другом конце комнаты.
– У нас четыре трупа, Макаров! Четыре! И есть подозреваемый в убийствах. Анализы ДНК совпали! Какого черта тебе еще надо?! Что ты замутил с этой идиотской операцией?! С меня уже спрашивают результаты! А я что скажу? Что мы ждем, когда возможный заказчик созреет для вылазки?! С меня погоны снимут, Макаров! Ну, есть же подозреваемый! Чего тебе еще нужно?!