– И кто же он?
– Бандит! – фыркнула с негодованием Саша. – Это всем известно! Как ему удалось занять место директора ЖЭКа – не пойму!
Данилов, к слову, тоже не понимал.
– Так вот, буквально на следующий день его дружки весь день проторчали в машине возле подъезда, где вечером убили сразу троих человек. Троих, господин полицейский! – Саша с негодованием продемонстрировала ему три растопыренных пальца правой руки. – Это вам ни о чем не говорит?
– А о чем это должно мне говорить? – Сергей пожал плечами, не переставая таращиться на родинку на ее правой коленке.
– Ну вы вообще! – Она чуть не сказала «тупоголовый», но вовремя притормозила. – Бандиты, обиженные Лопушиными, весь день следили за ними, ходили за ними по пятам, а потом…
– А потом на глазах у всех постреляли? – закончил он за нее с насмешливой улыбкой. – Не скрою, Саша, у меня была подобная версия. Но…
– Но?
– Но маловероятно. Какими бы дураками они вам ни казались, они не будут рыть себе могилу собственными руками. Не стали бы они стрелять на глазах у всех. Время девяностых давно минуло, и слава богу! К тому же… – Он пристально взглянул на нее: – К тому же доказать, что они следили именно за Лопушиными, будет сложно. А то, что они ходили за ними следом в магазин, ничего не доказывает. Откуда им было знать, что у вашего деда был наградной пистолет? Объявления об этом на подъездной двери не висело, если что. И вот тут у меня к вам, Саша, первый вопрос: кто об этом знал, кроме вас?
Она ненадолго задумалась, покусывая нижнюю губу.
– Да многие знали, если честно, – призналась она со вздохом. – Дед любил похвастать наградами, пистолетом тоже. Не то чтобы кричал об этом на каждом углу, но в разговоре во дворе мог упомянуть.
– Где он его обычно хранил?
– В письменном столе, в бабкиной спальне, в резной деревянной шкатулке.
Саша опустила глаза, вспоминая вечер убийства, когда Данилов заставил ее осматривать каждую вещь для обнаружения пропажи. Шкатулку она тогда не нашла. Та нашлась чуть позже, в мусорном ведре, без единого отпечатка пальца. Об этом было известно Данилову, ей – нет.
– Кто мог проникнуть в квартиру к вашему деду в его отсутствие? Он кому-нибудь оставлял ключи?
– Нет! Никогда! И зачем? Он никуда не ездил. У него был один комплект ключей, у меня второй. Еще комплект хранился рядом со шкатулкой, в письменном столе. Его мы тоже не нашли, вы помните.
– Да, – коротко кивнул Данилов. – Следует предположить, что запасной комплект кто-то вынес из квартиры вашего деда вместе с пистолетом незадолго до его гибели. Кто это мог быть, как вы думаете?
– Я не знаю. – Саша опустила голову и неожиданно потрогала ноготком ту самую родинку, которая промозолила Данилову все глаза. – У деда не бывало гостей. У бабки часто были. У него, после ее смерти, – нет. Соседки заходили иногда в праздники или в день рождения. Угощали домашней выпечкой. Но…
– Но? – Он с трудом оторвал взгляд от ее ногтя, разрисовывающего коленку всевозможными узорами.
– Но сами понимаете, что соседки этого сделать не могли! Никто из них не навещал его в последнее время. Я это знаю точно. – Она посмотрела на него с болезненным вызовом.
Да, соседки вряд ли устроили стрельбу, подумал Данилов, вспомнив их всех поочередно. Но это могли быть знакомые соседок или их родственники. Это могли быть те, кто был заинтересован в гибели этих людей. Мотив! Каким был этот чертов мотив, заставивший сначала выкрасть пистолет у старика, а потом застрелить его вместе с соседями? Кому помешали эти трое?! Или двое? Или все же один? Или все же мишенью был старик? А соседи что-то такое видели или слышали, и их убрали как свидетелей? Или убрали для того, чтобы подставить старика под подозрение?
– Дверь была не взломана, – задумчиво проговорил Данилов. – Эксперты установили это на сто процентов. В квартиру к вашему деду проникли, открыв его дверь запасными ключами. Об этом тоже знали, знали о запасных ключах. Как такое возможно? Об этом тоже все соседи знали?
– Вряд ли. Пистолетом он, конечно, хвалился, а вот ключами… нет. Не слышала ни разу.
– Тогда логично предположить, что кто-то, зная о пистолете в письменном столе и решив его выкрасть, наткнулся на ключи и выкрал их попутно. И так же попутно в чьей-то голове зародились преступные мысли… Нет, белиберда какая-то получается. – Данилов состроил недовольную гримасу, продолжая говорить скорее для себя. – Чего так городить? Если хотели убить Воронцова, так и убили бы сразу, как пистолет забрали. Если только… Если только этот визит не был визитом, случившимся у всех на глазах.
– И попавшим в объектив камеры видеонаблюдения, – закончила за него Саша и подалась вперед: – Кого вы там увидели, Сергей Игнатьевич?! Кто попал в объектив?!
– Откуда вы знаете? – Данилов изумленно округлил глаза. – Ломов? Он проболтался?
– Почему сразу проболтался? Просто сказал. А что за секрет?
– Ну я же говорю вам, что в интересах следствия неразглашение – главное условие успеха, – заныл Данилов. – Виктор сказал вам. Вы сказали кому-то еще и… Саша? Что с вами?
Она обняла себя руками, сжалась и смотрела на него теперь такими несчастными глазами, что Данилов еле усидел на месте. Снова обнимать ее, сидящую на диване с голыми коленками, – это крах. Крах его твердости и непредвзятости.
– Я рассказала.
– Что? О чем?
– Я рассказала, что Витька отдал вам записи с камеры видеонаблюдения, – призналась она с болезненной улыбкой.
– Кому? – не придал он особого значения ее трагизму. Витька мог и сам разболтать всей улице.
– Горячеву, – прошептала она, бледнея.
– Горячеву? Александру? – зачем-то уточнил он, хотя сразу понял, о ком речь. Следующий его вопрос прозвучал непотребно ревниво: – Когда он был тут?
– Вчера… Он был у меня вчера, – проговорила Саша и покосилась в сторону запертой двери в спальню. – И мы…
Она могла бы дальше и не продолжать. Данилов скрипнул зубами. Что вчера «они» делали, он и так догадался по забытым кофейными чашкам на прикроватной тумбочке и кофейным пятнам, вылитым наверняка нечаянно на пододеяльник.
– Мы поругались, – закончила она совсем не так, как он думал. – Вернее, я выставила его.
– Почему? – Любопытство в его вопросе прозвучало совсем не профессионально.
– Потому что он мне солгал.
Саша зажмурилась, прикрывая ладонью половину лица. Что она прятала за своей пятерней? Гнев? Испуг? Боль? Отчаяние?
– Солгал?
Данилов нервно дернул шеей. Он ненавидел ложь во всех ее проявлениях. Никогда не врал даже во благо.