– Вы давно работаете в этом роддоме? – спросила ее
Настя.
– Да уж лет двадцать, – кивнула женщина. – В архиве
работы немного, правда, и зарплата крошечная, но я всегда подрабатывала. Приду,
все бумажки в порядок приведу, журналы заполню, папки подошью – и сижу себе,
вяжу. В моих кофтах и платьях полгорода ходит. Особенно малыши, –
принялась она охотно рассказывать. – Вы же понимаете, детки так быстро
растут, что денег не напасешься им все время новую одежду покупать. А я свяжу,
к примеру, костюмчик из голубой шерсти, маленький в нем полгода побегает, потом
мамаша моточек серой или белой шерсти прикупит и мне вместе с костюмчиком
принесет. Я его распущу, новой шерсти добавлю и быстренько перевяжу на размер
побольше. Быстро и дешево. Но вы не думайте, что если я на рабочем месте
вязала, так у меня в документах беспорядок. Можете проверить, ни одна бумажка
не затерялась.
– Какой срок хранения архивных документов?
– Да бог его знает, – махнула руками
архивариус. – Я инструкций-то не читала, зачем они мне? У меня свой
порядок, зато всегда все можно найти, если нужно. Я когда пришла сюда в
семьдесят пятом году, так все, что до меня скопилось, по листочку перебрала и в
папочки подшила, опись сделала. Здесь ведь до того момента архивариуса лет
десять не было, а то и больше. То есть номинально-то он был, числился на
должности, но пьющий был – ужас! Ничего не делал, все запустил, учета никакого.
А выгнать не могли – участник войны, инвалид, вся грудь в медалях. Попробуй
тронь такого – сразу и райком партии, и совет ветеранов за него заступаться
начинали.
– Но все-таки выгнали? – с улыбкой спросила Настя.
– Нет, рука не поднялась. Сам умер. Тогда, помню, муж
мне сказал: Катя, мол, главный врач роддома хочет с тобой встретиться. Я так
удивилась! Зачем, спрашиваю. А я в то время как раз уволилась из собеса, с
новым начальником поцапалась, сидела дома и тужила, что у меня стаж прервется,
а новой работы нет. Оказалось, у Виктора Федоровича мать как раз у меня
пенсионные документы оформляла и рассказала ему, что в собесе есть такая
молодая и толковая, это я, стало быть, и вежливая, и спокойная, и все бумажки у
нее в порядке, и не теряется ничего. Вы же понимаете, городок у нас маленький,
слухи быстро расходятся, ну и про мое увольнение Виктор Федорович прослышал.
– Виктор Федорович – это главный врач? – уточнила
Настя.
– Ну да, Лощинин Виктор Федорович. Он много лет нашим
роддомом командовал, года, наверное, с шестьдесят третьего. Пришла, значит, я к
нему, и он мне говорит, что ценит мои деловые качества и очень просит взять на
себя их архив, потому что он находится в очень запущенном состоянии, а
документы этого не любят. И сразу мне сказал: зарплата у нас маленькая, но я
знаю, что вы своим рукоделием весь Чехов одеваете, так что для этого у вас все
условия будут, я препятствовать не стану. Конечно, мы оба понимали, что это
незаконно, в те-то времена нужно было все через фининспекцию оформлять, в
общем, сами понимаете… Так и договорились.
– А доктора Пригарина вы помните?
– Ну а как же! Его все помнят у нас. Замечательный
врач, душой за дело болел, со своим временем не считался. Виктор Федорович
очень его ценил.
– Они дружили?
– Да как сказать… Наверное, дружили. Но так, на работе
только. Чтоб семьями друг к другу в гости ходить – такого, кажется, не
замечалось. А почему вы про Владимира Петровича спросили?
– Просто любопытно стало, я так много о нем слышала от
вашего нового главврача.
Екатерина Егоровна продолжала поддерживать разговор, ловко
перебирая папки и журналы, расставленные в одной ей понятном порядке на полках.
– Вот, – сказала она, протягивая Насте три
журнала. – Это то, что вы просили. С собой будете забирать?
Предложение было соблазнительным, но Настя вовремя
остановилась. Она слишком хорошо знала, что порой случается с документами,
изъятыми с нарушением правил. По правилам нужно было бы оформить выемку, но для
этого следовало как минимум иметь при себе постановление следователя и
приглашать понятых. Постановления у нее не было. А если из всего этого что-то
получится и дело дойдет до адвоката, то из любого процессуального нарушения
может вырасти огромный неповоротливый слон, вскочив на спину которого
обвиняемый спокойненько переместится в категорию свидетелей. Придется
переснимать, а если в записях обнаружится что-то интересное, вернуться сюда и
забрать журналы с соблюдением всех процессуальных требований.
– Нет, – покачала она головой, – забирать не
буду. Пересниму отдельные страницы. Я постараюсь не задерживать вас надолго. А
журналы пусть пока у вас останутся, здесь они, как я понимаю, в надежных руках.
Екатерина Егоровна польщенно улыбнулась.
– Так, может, я пока чайку сделаю? Хотите?
– С удовольствием выпью.
Архивариус вышла в соседнюю комнатку, где у нее стояла
плитка и хранились чайные принадлежности, а Настя открыла первый журнал и
принялась за работу.
* * *
Войдя в квартиру, Настя сразу поняла, что Алексей чем-то
встревожен.
– Асенька, у вас там что-то случилось, – сказал
он, даже не дав ей раздеться. – Тебя искал сначала Коротков, потом
Гордеев. Просили сразу же позвонить, как только появишься.
Настя тут же разыскала Короткова.
– Гора трупов растет, – мрачно усмехнулся
он. – Сегодня по сводке прошла мадам Досюкова. Если я мыслю примерно так
же, как все, то сейчас уже вскрывают ее квартиру. Там обнаружат копию ее
договора со Стасовым и начнут его дергать за нервные окончания.
– Вот черт! – в сердцах бросила она. – Может,
это другая Досюкова?
– Та самая, Наталья Михайловна, проживает на улице
Веснина. Где сейчас Стасов, не знаешь? Дома его нет.
– У него же сотовый телефон, – удивилась
Настя. – Должен ответить.
– Не отвечает.
– Утром должна была приехать из Питера его жена. Может,
они куда-то отправились, и он специально телефон не взял, чтобы его не нашли?
– Ага, или, наоборот, никуда не отправились, поскольку
он вчера во всеуслышание заявил, что не видел Татьяну два месяца. Молодожен
хренов. Надо бы его предупредить.
– А что с Досюковой-то?
– Лежит с удавкой на шее и не дышит. Нашли на лестнице
жильцы дома. Никто ее не знает, во всяком случае, никто не признается, так что
непонятно, к кому она в этом доме приходила и что вообще там делала. Поэтому и
нужно срочно искать Стасова, он же с ней общался регулярно, так что вполне
может знать, кто у нее в том районе живет. Ты позвони Колобку, он уже из-под
себя выпрыгивает, ты ему зачем-то очень нужна. Подозреваю, он хочет тебя
спросить, что делать с Досюковой.
– Ладно, позвоню. Только толку от меня…
Она положила трубку и задумалась. Почему все начинает
раскручиваться одновременно? Вот всегда так: дело стоит на месте, тянется, как
прошлогодняя жвачка у беззубого жирафа, а потом вдруг начинается молниеносная
раскрутка, когда не хватает ни времени, ни рук, ни мозгов, чтобы все осмыслить,
все сделать и все успеть и при этом ничего не проморгать. По хорошо известному
закону сыщицкого счастья случается это, как правило, в праздничные и выходные
дни и, что особенно приятно, совпадает со всплеском криминальной активности,
когда на уголовный розыск начинают сыпаться «новые поступления».