Странник и его страна - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Веллер cтр.№ 89

Хемингуэй и Ремарк заняли место на наших полках в хрущевскую оттепель, и эти не покидали его никогда. Влияние Хемингуэя переоценить трудно. Он уничтожил пафос, патетику, красивость возвышенных фраз и любую нечестность. Хемингуэй – это был стилистический возврат к честности, которую давно забыли как выглядит.

В начале шестидесятых взошла звезда Александра Грина, умершего за тридцать лет до этого в Старом Крыму. Черт возьми! «Алые паруса» в живой жизни пережили сонм его блестящих современников, на празднике «Алые паруса» белый корабль с красными парусами выходит на Неву, и гремит музыка, и танцуют семнадцатилетние…

Настоящая книга – это больше, чем литература. И судить ее надо по иным критериям, чтобы понять…

Бабель, Олеша, Лавренев.

«Тайна двух капитанов» Каверина и «Белеет парус одинокий» Катаева.

«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»!

А были и советские бестселлеры, давно вышедшие из оборота. «Порт-Артур» Степанова. «Мужество» Веры Кетлинской. «Битва в пути» Галины Николаевой. «Живые и мертвые» Симонова. «Русский лес» Леонова.

На рубеже шестидесятых новая литература пошла потоком. «Коллеги» и «Звездный билет» Аксенова, «История одной компании» Гладилина, Кузнецов, Владимов. Рассказы Юрия Казакова и Василия Шукшина.

И – поэзия! Она взлетела в ширь поднебесную, как никогда! Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава! Стадионы. Залы ломились. Двухсоттысячных тиражей и близко не хватало.

Для узкого круга классической интеллигенции всегда оставались Пастернак, Мандельштам, Ахматова, Цветаева. Бориса Слуцкого читали и почитали уже меньше. Оглушительная слава стихов Константина Симонова к шестидесятым осела. Бродского читал в списках узкий продвинуто-диссидентский круг.

Огромной любовью старших школьников пользовался Эдуард Асадов. Он был прост, он был лиричен, он призывал к хорошему. Девушки также любили Щипачева и Доризо.

А еще в живом обороте, для души, были Багрицкий, Тихонов и – несмотря на присутствие в школьной программе – Маяковский.

Можно что угодно говорить о наличествовавших в школьной программе «Как закалялась сталь» Островского и «Повести о настоящем человеке» Полевого, а также «Молодой гвардии» Фадеева, но без этих трех коммунистических книг, накачанных патриотизмом, энергией и борьбой за светлое завтра, среднего советского человека не существовало.

Поле чтения было до чудесного эклектично!

«Овод» Войнич и «Маленький принц» Экзюпери. Блистательный О. Генри и красиво-стилистичный Паустовский. Ричард Олдингтон и Эдгар По. А также вехово абсурдный ряд: Кафка, Камю, Пруст, Сартр, Ионеску, Беккет, – высокий деграданс.

Появилась высокая когорта прозаиков о войне: Василь Быков, Юрий Бондарев, Григорий Бакланов.

Перевели Фолкнера, Маркеса, Стейнбека, Франсуазу Саган.

Вдруг все бросились читать и цитировать Лорку. Его убили фашисты! Мы не знали, что убили за гомосексуализм, а не за стихи.

А подписные издания! О, подписные издания! Эти подписки выделяли по лимиту на работе, их перекупали, их доставали как могли. Приложения к «Правде» и «Огоньку», «Известиям» и чему там еще. С серебром и золотом, в коленкоровых переплетах и на отличной бумаге. Тридцатитомный зеленый Бальзак, двадцатитомный лазоревый Голсуорси, четырнадцатитомный серый Мопассан, четырнадцатитомный фиолетовый Лондон, кого только не было. Классные издания, выверенные, корректные, полные.

Стендаль, Гюго, Диккенс, Теккерей, даже Гейне и Лопе де Вега – были живым чтением!.. Если брать чтение хороших книг на душу населения – тут СССР был безусловно впереди планеты всей.

И такая еще вещь. Коммерческого чтива резко не хватало. И с невысокими лобиками людишки читали «Одесские рассказы» Бабеля, Шерлока Холмса, О. Генри и даже Эдгара По, не говоря уж о Зощенке, который еще не был упомянут, – читали как развлекательную литературу, не понимая большей части ее ценности. Но – читали!

Станислав Лем и Рей Брэдбери были фигурами знаковыми у нас. Фантастика – это было серьезно. Гаррисон, Шекли, Азимов, Кларк, – имели миллионы поклонников.

Слушайте, Стругацких читала вся молодая интеллигенция страны! Упивалась, впечатлялась и находила ответы на вопросы.

А потом еще придумали: сдай двадцать кило макулатуры – и на́ талон на покупку дефицитной книги. Потом талонами торговали у пунктов приемки – четыре рубля. И – тиражи Брэдбери и Дюма могли тут достигать четырех миллионов копий за раз!

Семенов со Штирлицем, Пикуль с историей и Булгаков с Мастером – а как же. В топ-десятке.

Понимаете, «Юность» (миллионный тираж), «Новый мир» (двухсоттысячный тираж) и «Литературную газету» (некий охрененный тираж) – читали все, кто смог достать. Публикация там – как пропуск в литературный истеблишмент. Опубликованное там – предписано к чтению и обсуждению меж приличными людьми. Это нормально, это приличествует, это престижно, это штрих достоинства и продвинутости. Это культура, это уважение к себе, это причастность к кругу посвященных. Ну, а поскольку из страны не дернуться, а в стране ни вздохнуть, ни пискнуть, и энергия в человеке частично не востребована и реализации хочет, – вот по этому по всему – чтение было серьезной частью жизни. Вот.

А я еду, а я еду за туманом,

За туманом и за запахом тайги.

Поезд длинный смешной чудак,

знак рисует, чертит вопрос:

Что же что же не так, не так,

что же не удалось?

Люди идут по свету.

Слова их порою грубы.

Пожалуйста, извините, —

с улыбкой они говорят.

Но тихую нежность песни

ласкают сухие губы,

и самые лучшие книги

они в рюкзаках хранят.

Опять тобой, дорога,

желанья сожжены.

Нет у меня ни бога,

ни черта, ни жены.

Чужим остался Запад,

Восток – не мой Восток.

А за спиною запах

пылающих мостов.

Сегодня вижу завтра

иначе, чем вчера:

победа, как расплата,

зависит от утрат.

А мы уходим рано,

запутавшись в долгах,

с улыбкой д'Артаньяна,

в ковбойских сапогах.

Ты у меня одна,

словно в ночи луна,

словно в степи сосна,

словно в году весна.

Нету другой такой

ни за какой рекой,

ни за туманами,

дальними странами.