– Не может быть!.. – саркастически отреагировала колонна.
Взвода свели в батареи и разобрали по казармам. Сквозь выбитые стекла гулял ветер, под окнами темнели лужи. Сесть не на что, голый сарай. Сушиться нечем. Пришли.
– Что за вид?! Встать! Строиться! Сейчас идем на прием пищи в столовую. Напра-во! Та-ва-ри-щи курсанты – бодрее!!
Жирные алюминиевые миски скользили в руках. В бурде под кличкой «рассольник» все забивала перловка с тухлым запахом соленых огурцов. Народ заколдобился и пригорюнился.
Капитан с повязкой дежурного по полку прошел вдоль столов.
– Не привыкли? – участливо спросил он и усмехнулся. – Ладно. Это я отдам старослужащим. Съедят… Повар!! Этим – набери почище!
На второе к серым рожкам было мясо. Мясо на десятерых помещалось на дне миски посреди стола. В коричневом мучном соусе плавало по кубическому сантиметру вареных жил на каждого. Размяв зубами, их следовало глотать целиком.
– Окончить прием пищи! Встать, выходи строиться!
В баню запускали повзводно – пятнадцать минут на помывку. Две шайки холодной воды на человека – горячей не было.
– Товарищи курсанты! Получаем обмундирование!
Подручные розовощекого сержанта кинули в середину предбанника по две связки гимнастерок и галифе. Образовалась клумба из голых задниц с торчащими ногами. Пытались выбрать получше и долго менялись среднестатистическим размером. Опрошенные и переписанные размеры одежды и обуви каждого, собранные предварительно, никого не интересовали.
– Форму надо уметь носить! – давил улыбку сержант, любуясь парадом чучел.
Потом менялись пилотками и сапогами.
Понесли со склада железные разборные койки с панцирными сетками и долго собирали их в два этажа. С другого склада тащили тюфяки. С третьего табуретки и тумбочки. Получили белье, обтягивали койки одеялами, постигая идеальную прямоугольность кирпича.
– Па-ачему возимся?! Батарея, строиться! Сейчас пойдем на оружейный склад получать оружие.
На складах за рядами колючки и дерновой обваловкой нагловатый высокопоставленный прапорщик отделил жестом штабель ящиков. По пять «калашниковых» в ящике, по два магазина из другого ящика: расписался, стал в строй.
– Товарищ прапорщик – а мне? – Четверым не хватило.
– Что для вас выписали – я дал.
– А как же мы… – расстроились безоружные воины.
– Во дурни. Да вам же лучше: таскать не надо, чистить не надо.
– А стрелять? – недоумевали лишенцы.
– С чего ты собрался стрелять, курсант? Ты артиллерист! Что надо – тебе все дадут.
В казарме составили автоматы в пирамиду оружейки, писали фамилии на бумажках, искали чем клеить, искали в стройчасти полка замок и ключ для решетки.
– Па-че-му подворотнички не подшиты?!
– Не успели, товарищ майор!
– Что значит «не успели»?! Три наряда вне очереди! Старшину ко мне!
– Э-э… нет старшины, товарищ майор.
– Трах-тибидох-бздень! Что значит нет?!
– Еще не назначили, товарищ майор.
– Я вам назначу. Вы у меня побегаете. Разгильдяи, раз ….. яи, раз …… аи, ….ки, ….. бы!! Всей батарее – час строевой после отбоя!
Поужинали. Типа обеда без рассольника.
– Почему обувь не чищена?!
– Только получили, товарищ подполковник.
– Так что?!
После ужина подшивали подворотнички и расчищали шершавые сероватые сапоги.
– Кру-гом! Почему задники не чищены?!
Обувь следовало чистить перед походом в столовую: проверяли. Чистота рук не интересовала никого.
– На прогулку! Выходи строиться!
– Запевай!
В осатанении мы заревели с чувством, одобренным майорами:
Солдат всегда здор-ров!
Солдат на все готов!
И пыль, как из ковров!
Мы выбиваем из дор-рог!
Если бы из майоров сделали дрессировщиков, ни одна собака не встала бы на задние лапы. С третьего раза они подозрительно приказали повторить строчки:
…Идут по Укррраине!!!
Солдаты группы «Центрррр»!!!
Велели сказать слова, матерились с удивительной естественностью и громкостью, и гоняли из конца в конец плаца, вскрикивая, как истеричный частушечник:
– И – р-ряз! И – р-ряз! И – рязь, два, трии!..
Да-да: так выбивается гражданская дурь и салагам дают «по́нять службу». Мы просто чувствовали внутреннее перерождение: делались злыми, тупыми, бесчувственными и исполнительными.
– На вечернюю па-верку! – в две шеренги! – ста-ановись!
После поверки нам назначили старшину. В холодной сырой казарме он инспектировал наматывание портянок. Затем отрабатывали складывание формы на табуретках. Затем он поднес к глазам часы и скомандовал:
– Отбой!
О господи, не может быть, вздохнули мы и стали расстегиваться.
– А-ат-ставить! На выполнение команды «Отбой!» дается тридцать секунд! Построились! И-и-и… отбой!
Предписанные распорядком двадцать три часа давно миновали. Мы тренировались в молниеносном скидывании штанов, равнении сапог перед линией табуреток и вскакивании на второй ярус.
– Завтра продолжим, – ободрил старшина и в полночь отпустил грешные души на покаяние.
Мы тщательно убедились, что он ушел, и вынесли резолюцию по текущему моменту.
– Ни-и хуя-а себе вделись!.. – сказали мы. – А завтра что – скальпы снимать будут, или грудью амбразуры затыкать?..
Простыни были сырые, койки неудобные, в желудках бурчала дрянь, и заснуть невозможно. Полчаса пытались, пока ушли в отруб.
Это была преамбула.
А вот и амбула…
В половине первого, только мы заснули и провалились, раздался крик:
– Бытырея! Пъдъемъ! Тревога!
Мата столь дружного и массового никто не слыхал. В сумме проклятий должна была провалиться Вселенная, самоликвидироваться Бог, и только офицеры предназначались гореть вечно с вырванными гениталиями.
– С-суки!
– Да сколько, блядь, можно!
– В один день!
– Забыли «Потемкина», гады!
– К стенке золотопогонников! Да здравствуют трудящиеся!
Мы спрыгивали друг на друга, тыкались мордами в железные углы коек и пихали ноги мимо сапог.
– С оружием – строиться на плацу!
И тут мы стали спросонок замечать что-то неладное. Во-первых, темно: выключено даже ночное освещение, даже у тумбочки дневального. Во-вторых, темно за окнами, на плацу, и во всем полку темно. В-третьих, в гарнизоне происходит какое-то движение: бегают, топочут, приглушенно командуют, перемещаются ротными колоннами… И во всем этом какое-то беспокойство, суета, чтобы даже не сказать паника.