Вытащив конструкцию из чулана, она разложила ее на веранде – может, удастся справиться самой? В разгар работы инженерной мысли на веранде появился Розенберг – он был уже не в своем любимом махровом халате, а в джинсах и футболке.
– Зайчик, отвезешь меня к Колдунову на работу?
– Я?!
– Ты, ты. Сколько ты уже занимаешься – три недели? Ванька очень тобой доволен, вот я и подумал: тебе практика, а я бы с мужиками выпил. Пообщаешься со своими прежними сотрудниками, пока я проблемы решаю. С Ладой поговоришь.
– Но это далеко. Я и дороги-то не знаю… – растерялась Диана.
– Ничего, я покажу. И вообще я ведь буду рядом!
– А на обратном пути?
– Во-первых, обратную дорогу ты уже будешь знать, – засмеялся Розенберг, – да и напиваться до изумления я не собираюсь. Так, пару стаканчиков. Напомнить тебе включить поворотник всяко смогу.
Ну вот, ее превращают еще и в личного шофера! Хотят, чтобы КПД жены приближался к 100 %. Она и оглянуться не успеет, как начнет развозить мужа по всевозможным пьянкам. А вот будет ли он брать ее с собой на эти самые пьянки или заставит дожидаться на улице, еще большой вопрос.
От расстройства Диана даже покраснела и, чтобы скрыть это, принялась изучать крепление гамака.
– Давай, давай! – поторопил ее Розенберг. – Все интереснее, чем в гамаке валяться. Если ты в себе не уверена, давай на моей старой машине поедем. Ее, даже если побьешь, не жалко.
– И посадим туда старых самих себя, – буркнула Диана, – чтобы тоже не жалко.
– По статистике, новички редко попадают в серьезные аварии, потому что ездят медленно и внимательно. Самый риск – после трех лет водительского стажа, когда появляется ложная уверенность в себе, ощущение, что ты на дороге царь и бог. А ты на своих сорока километрах в час в худшем случае крыло помнешь.
– Хорошо, поедем. Только давай все-таки на «Мазде». В твоей машине я ни разу не сидела за рулем, буду на каждом светофоре глохнуть.
– Конечно, зайчик, как тебе удобнее.
Когда они выехали на трассу, Розенберг сказал:
– Хорошо, что ты поехала. Не хотелось мне сегодня разлучаться с тобой.
Но это было, конечно же, вранье…
В больнице царила знакомая атмосфера деловитого хаоса, чуть-чуть приправленного абсурдом. Они сразу направились в комнату дежурных, где обнаружились и Лада Николаевна, и Колдунов, и начмед Илья Алексеевич по прозвищу Всадник. Поприветствовав супругов, Колдунов повернулся к начмеду.
– Ну заплати-и-и! – заныл он голосом детсадовца, которому не покупают мороженое. – Ну хоть пятьсот рублей!
– Отвяжись! Из каких закромов я тебе достану? У меня такой статьи расхода нету! – отбивался начмед. – Не хочешь бесплатно оперировать – иди домой, пусть дед помирает.
– Ты знаешь, что я останусь, и пользуешься! Я обещал жене отпустить ее на концерт в консерваторию, и она ужасно расстроится, что не попадет туда. Ну да ладно, она поймет. Но я хоть принесу ей за это денежную компенсацию. Выпиши мне какую-нибудь специальную премию. Ладно, четыреста рублей, и я останусь!
– «Если хочешь остаться, останься просто так», – довольно верно пропел Илья Алексеевич хит «Дискотеки Авария» и нежно обнял Колдунова за талию, – сделай это ради меня.
– Противный, ты вьешь из меня веревки! Только из любви к тебе я остаюсь часов на шесть сверхурочно. И совершенно бесплатно…
– Я тоже останусь, – улыбнулась Лада, – дам сама дедушке наркоз, а то сегодня смена не очень… Как бы они не обнулили все ваши, Ян Александрович, титанические усилия. Заодно будете знать, что не вы один такой дурак бесплатно работать. Все полегчает.
– Ладушка, вы настоящая фея! – Колдунов припал к ее руке и несколько раз страстно чмокнул.
– А я за это уничтожу половину написанных на тебя жалоб, – пообещал начмед.
Колдунов посмотрел на него презрительно:
– Разодолжили, отец родной! Конечно, уничтожишь, куда ж ты денешься?
Начмед повернулся к Розенбергу.
– Может быть, вы, дорогой Яков Михайлович, объясните товарищу Колдунову, что хамить больным нехорошо. Наверняка в вашей клинике это не принято.
– В любой ситуации нужно оставаться корректным, – сказал Розенберг и достал свои курительные принадлежности.
Колдунов посмотрел на часы и резко переменил тему:
– Лада, так мы работаем? Давай деда в операционную, начинай наркоз, я сейчас одну проблемку с Розенбергом решу и тоже приду.
– Терапевта ждем.
– А зачем? Даже если терапевт кучу противопоказаний найдет, все равно надо оперировать, иначе смерть неизбежна. Расслаивающая аневризма аорты сама не рассосется. И без терапевта понятно, что в нашем случае аневризма развивается на фоне мощного атеросклероза, когда и мозги уже никуда не годятся, и сердце. Чем раньше начнем, тем меньше крови потеряем.
Диана вдруг остро пожалела, что уволилась с работы. Сейчас могла бы готовить пациента к операции, и Ян Александрович восхищался бы, какая она ловкая и расторопная… Кофе, что ли, им всем приготовить? Она взялась за дело.
– Не хочу каркать, но при аневризмах сами знаете, какая статистика. А уж при расслаивающих и говорить нечего… Если неблагоприятный исход, первым делом вас вздернут за отсутствие записи терапевта. Затевая рискованную операцию, самое главное оформить историю как следует, ибо человек приходит в этот мир и уходит, а история болезни остается, – заметил Илья Алексеевич. – Сейчас позвоню этим курицам, простимулирую. А то наши терапевты, пока восемнадцать чашек чаю с вареньем не выхлебают, с места не сдвинутся. Кого вызвали, Касьянову?
Он решительно подвинул к себе красный пластмассовый телефон с отбитыми углами и набрал номер.
– Елену Филипповну позовите… Добрый день, Елена Филипповна! Какого хрена ты там сидишь, корова?! – вдруг гаркнул он. – Тебя когда в реанимацию позвали?.. Вот десять минут назад надо было жопу поднять и бежать! Через тридцать секунд чтоб тут была, я время засекаю!
– И этот человек призывает к вежливости! – фыркнул Колдунов.
– Я просто строгий руководитель.
– Ян Александрович, – не выдержал Розенберг, – вы сейчас оперировать уйдете, и мы поговорить не успеем.
– Ах да. Но пока терапевт смотрит больного, пока Лада наркоз дает, у нас еще полчаса есть. Честно говоря, я иначе представлял нашу встречу. Думал, мы спокойно проконсультируем больную, а потом посидим за чашкой доброго сакэ. Но объективная реальность в виде деда с аневризмой перечеркнула все мои творческие планы. Илья Алексеевич! – воззвал он к начмеду. – Неужели я не заслуживаю денежного поощрения хотя бы за то, что не выпью с уважаемым коллегой?
– Иди оперируй, я сам с ним выпью. – Илья Алексеевич принял из рук Дианы чашку кофе.