Записки купчинского гопника - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Сташков cтр.№ 20

По странному стечению обстоятельств, каждый автор считал себя гением, а газету – полным фуфлом. Поэтому к себе они относились трепетно, а к работе – достаточно безразлично.

Помню, делали мы справочник к этому самому чемпионату мира по футболу, где самураи с кенгуру схлестнулись. Каждой сборной посвящался разворот. С фотографиями всех игроков. Начинали с итальянцев. Верстальщик взял фотку Фабио Каннаваро, размножил ее и сделал макет разворота. Чтобы поглядеть, как смотрится. И, конечно, забыл. И остальные, конечно, забыли.

Справочник вышел из печати. Красивый. Глянцевый. С итальянского разворота на читателя весело смотрели 23 одинаковые физиономии. Нет, вру – 24. Еще тренер. И все как один – Каннаваро. Все бы ничего, но итальянцы, как назло, стали тогда чемпионами мира.

– Вы бы лучше с Анголы начинали, – советовали верстальщикам. – Их все равно никто не знает.

– Или с Южной Кореи. Они, один хрен, одинаковые.

Но итальянский разворот – это были еще цветочки. Ягодки же гнездились на самом первом развороте. Текст про историю чемпионатов мира начинался так: «Даня, я тут какую-то херню понаписал. Времени особо не было, так что ты почитай, может, чего исправишь».

Даня, видимо, читать не стал. Исправлять – тем более. Переправил электронное письмо сразу на верстку. А верстальщики – они вообще ничего не читают. Так и поставили вместе с припиской. Причем приписку красиво выделили жирным шрифтом. Хочешь – не хочешь, а начинаешь читать с «Даня, я тут какую-то херню понаписал».

Удивительно, но справочник имел успех, в том числе коммерческий. Потому что красота дизайна всегда перевесит качество контента. Внешняя форма важнее внутреннего содержания. Закон общества потребления. Запоминайте и учитесь.

А меня со временем перевели в отдел PR. С сохранением обязанностей литредактора. Отдел PR был странным даже на странном фоне нашей странной газеты. Мы забивали газету галиматьей, в сравнении с которой даже женское водное поло выглядело вполне пристойно.

Каждое утро я строчил текстики. «Турнир шахматистов-олигофренов в Калининском районе». «Безногие бегуны берут старт у Пулковских высот». «Новая забава богачей: бадминтон без волана».

– Зачем нам шахматисты-олигофрены? – спрашивал я у начальницы. – Мы даже про нормальных шахматистов ничего не пишем.

– От нормальных нам ничего не перепадет.

– А олигофрены нынче при деньгах?

Мне не верилось в богатство шахматистов-олигофренов. Я верил в их богатство по отдельности. Шахматистов – отдельно и олигофренов – отдельно. Шахматисты – люди состоятельные, об этом все знают, а уж к олигофренам деньги так и липнут. Именно к ним, как правило, и липнут. Но объединенный вариант – шахматисты-олигфрены – доверия не вызывал.

– Олигофрены разместят наш баннер, – объясняла начальница. – Это прекрасная реклама. Знаешь, сколько у нас олигофренов?

– Думаю, что полгорода.

Олигофрены размещали баннер, но, увлеченные шахматными этюдами, газету не покупали. А обычные читатели прекращали ее покупать, потому что не хотели читать про олигофренов.

Я понимал, что своими руками гублю проект. И от этого пил. Я и до этого пил, но от этого – гораздо сильнее.

Вообще-то во всем виноват закон, запрещающий продавать бухло после одиннадцати [1] .

Раньше люди пили спокойно и уверенно. Возьмут бутылку. Возьмут другую. А потом, бывало, разойдутся.

Закон посеял страх и беспокойство. Мы в спортивной редакции начинали пить вечером. Я нередко и с утра начинал, а остальные обычно вечером. Работать-то приходилось допоздна, часов до двенадцати. Пока там разные матчи по европейскому времени закончатся, пока про них напишут – глядишь, и полночь на дворе.

Нельзя же встречать полночь всухую. Без пятнадцати одиннадцать мы посылали гонца.

– Одну брать или две? – неизменно спрашивал гонец.

И ему с завидным постоянством говорили:

– Бери три. На всякий случай. Вдруг не хватит, а после одиннадцати не продадут. В крайнем случае, не допьем – на завтра останется.

Такого, конечно, ни разу не бывало, чтобы не допили.

В общем, мне надоело бухать, править чужие тексты и сочинять статьи про безногих спринтеров. В третий раз я уволился окончательно и бесповоротно. Хотя редакцию вспоминаю с теплотой. Правда, моих дружков-алкашей оттуда уже выгнали. Они с пьяных глаз затеяли переворот, но дозу не рассчитали. Решили сместить главного редактора, договорившись с гендиректоршей, но забыли, что гендиректоршу они тоже решили сместить. Путч подавили, а путчистов турнули взашей.

– Зря вы уволились, – покраснев, сказала Аня. – Надо было добиваться другой должности.

– Начальственной? – уточнил я.

– Начальственной.

– Начальственные должности тоже не по мне.

– Я вам не верю, – неожиданно твердо заявила Аня. – Вас просто выгнали с работы за пьянство.

– Неправда. За пьянство меня выгнали с другой должности. И, между прочим, с начальственной.

Работал я три месяца главным редактором «Новой газеты в Петербурге». Редактировал пару-тройку местных полос, которые мы вставляли заместо московских.

Скука, скажу вам, смертная. Тексты усыпляли унылой оппозиционностью. Поначалу я читал письма читателей. А потом увидел, что мой редакторский стол прислонен к стене. На стене я провел черту. Сантиметров на десять выше стола. Читательские письма и материалы я складывал под черту. Когда они достигали черты, я выкидывал их в мусорную корзину.

Как-то я пришел на работу с похмелья. В полной, так сказать, недееспособности. И решил почитать газету, которую редактирую. Обычно я читал только питерские полосы, а тут решил почитать всю.

Настроение, и без того паршивое, испортилось окончательно и постепенно приближалось к критическому. Воровство, убийства, злоупотребления властью в такой консистенции, как в «Новой газете», и здорового человека доведут до суицида, чего уж говорить о похмельном неврастенике.

Я дошел до последней полосы. Текст про выпускной вечер.

«Наконец-то, – подумал я, – прочитаю про что-то светлое и радостное. И пусть этот материал плеснет живительный бальзам в мою израненную душу, поскольку в израненное тело я уже плеснул живительного джин-тоника».

Я вспомнил свой выпускной. Ощущение счастья, которое вдыхаешь полной грудью. Искренние благодарности учителям. Клятвы никогда не забывать друг друга. В общем, я вспомнил все. До того момента, как под утро начал блевать с балкона.

Автор материала тоже вспоминала свой выпускной. «Какие надежды роились тогда в наших душах, – восхищалась автор материала. Судя по датам, моя ровесница. – И что вышло? Людка стала проституткой, Серега спился, Сашка четвертый год зону топчет. Вспомнишь выпускной и заплачешь».