Забытые письма - читать онлайн книгу. Автор: Лия Флеминг cтр.№ 67

Вот уж этого не дождешься, ищи дурака! Нет, не хочет он никаких напоминаний о доме. Он по уши погрузился в новую профессию, разъезжая на пассажирских судах по всему миру. Черная работа на палубе давно в прошлом. Он научился клеить хорошеньких девушек, хлестать спиртное и не пьянеть, сорить деньгами в портах Запада и Востока. Никому он ничего не должен, ни от кого не зависит, и его это вполне устраивает.

Письма ему обычно приходили в Бостон. В тот раз они доставили в порт корабль с ранеными американскими солдатами, которые были слишком слабы, чтобы возвращаться домой. Кто-то побывал в плену, кто-то не оправился после контузии. Это была одна из самых печальных поездок, и он много времени проводил с пассажирами, которых переносили на палубу подышать свежим воздухом. За время рейса «Регины» нескольких похоронили прямо в море. Как же горько оказаться так близко от родного берега, но так и не увидеть дома! Как жестоко! Особенно поразил его один солдат-пехотинец из Пенсильвании – весь израненный, этот солдат, его звали Зак, отчаянно пытался справиться с осложнениями, но все же инфекция распространилась по всему телу.

– Я должен вернуться домой, должен помириться с родными, – прошептал он. – Они же ничего не знают, почти ничего. Я сбежал. А они противники насилия, простые менониты. Я и сам был таким, пока не стал солдатом. А теперь поздно, мне не добраться…

– Тш-ш, тихо, тихо, – остановил его Гай.

– Нет-нет, я чувствую кожей, всеми костями, что умираю, но я должен уйти с миром. Вы не могли бы найти бумагу и записать мое письмо?

– Конечно, – кивнул Гай, делавший это так много раз за последние годы. Но синева, обрамившая губы Зака, подсказывала ему, что он должен особенно торопиться.

«Пассажирское судно «Регина».

Родные мои.

Мы с вами не больно-то переписывались, но теперь вот один добрый приятель запишет и передаст вам мои последние мысли. Вы были правы, как и всегда: война – это страшное и бессмысленное занятие. К концу войны во Франции остались лишь следы огромных потерь, разрушенные дома, выжженные поля и печальные обрывки сломанных жизней. Война наконец прекратилась, и я надеюсь, никогда больше не повторится. Мы сражались, чтобы убивать, калечить и разрушать; все это против вашей веры.

Кто-то из нас доберется до дому, до своих родных. Но не я, я уже не смогу увидеться с вами.

Простите, что пошел против вас. Я должен был послушаться папу и следовать Наставлению, как он велел, но мне так хотелось увидеть старый мир. Что ж, я его увидел… Написать домой даже особенно не о чем, вот разве что о доброте, которую встречаешь от посторонних людей.

Я не хочу уходить в мир иной, переходить к вечной жизни, тревожась, что мы с вами в ссоре. Я познал вкус жизни, вкус свободы, и от него теперь горчит во рту. Папа, позволь мне в смерти получить то, чем пренебрег я при жизни, – твое благословение.

Ваш любящий сын

Захариас Йодер».

Гай перечитал написанное вслух, и на глаза его навернулись слезы. Еще один сын, порвавший со своей семьей. Он подумал об Энгусе, о разрыве с матерью, осторожно свернул листок и повернулся попросить адрес, но Зак уже впал в беспамятство и, видимо, навсегда. Гай позвал на помощь и пошел искать кого-то, кто подсказал бы ему адрес.

Зака похоронили в море. Гай же, прибыв в Бостон, штат Массачусетс, забрал свою почту – длиннющее письмо от доктора Мака – и сунул его в карман, намереваясь прочесть позднее.

Он сидел в баре и отрешенно глядел на гавань, размышляя, что юный Зак не сильно младше его. Потом развернул письмо от Мака.

«Тут в деревне такой тарарам по поводу задуманного памятника героям войны. Никак не придут к согласию, что же изобразить на монументе, а теперь пора собирать народные средства на его исполнение. По этому поводу тоже согласия нет. Все сцепились не на шутку. И еще этот деликатный вопрос о Фрэнке Бартли – можно ли включить его имя в список героев. Можешь себе представить, какой раскол в деревне.

Одни кричат, что имя человека, расстрелянного за неповиновение приказам, не может стоять рядом с именами таких героев, как капитан Гай Кантрелл. Ох, и причудливы же наши пути…»

Гая словно хлестнули. Фрэнк расстрелян?! Что стряслось? Последнее, что ему было известно, – это что Фрэнк служил в артиллерийском полку и что Энгус был направлен туда же. Что же там произошло?! Бедная Сельма, бедная ее семья. Нетрудно представить себе, как отозвалась деревня на это оскорбительное известие.

Он слышал о военном трибунале и о том, что высшую меру приводят в исполнение, но, слава богу, ни разу не присутствовал при этом. Энгус был там? Ему пришлось стать свидетелем такого кошмарного события? Надо выяснить, обязательно надо все выяснить.

И есть только один способ сделать это – проглотить гордость и написать матери. Молодой Фрэнк никогда не был трусом, но тогда, у дороги в Перонн, он был на грани безумия. Что же случилось?

Попросив еще бутылку виски, Гай забрался подальше в угол залить все горести.

* * *

До чего же славно, думала Хестер, что сад возвращается к прежнему облику, пусть и приходится теперь почти все делать своими руками. Садовники из молодых не готовы за это браться. А она вот вынашивает планы вырастить новый травяной бордюр. В журнале Королевского садоводческого общества столько пишут о дизайнах Гертруды Джекил, так сочно расписывают буйство красок, волнами сменяющих друг друга на протяжении всего года! Хестер просто загорелась устроить себе нечто подобное.

Домашнюю прислугу она сократила до минимума, и сама хлопотала на кухне – кроме тех редких дней, когда у нее случались гости.

История с памятником взбудоражила всю деревню. Преподобный Фэншоу, новый пастор, настаивал, что на памятной плите должны быть выбиты имена всех воевавших – как погибших, так и оставшихся в живых. Только около имен погибших будет указано еще их воинское звание, полк, в котором они служили, и дата смерти.

Были такие, кто не желал никаких статуй и упоминания званий, – им подавай какое-нибудь полезное строение в память о погибших. Она замечала им, что в деревне есть уже и церковь, и часовня, и читальня, и зал приходского собрания, и детская площадка с качелями. Чего еще желать? Нет, не пойдет она на поводу у этих активистов, выдвигающих столь нелепые и совсем ненужные идеи.

Потом кто-то предложил учредить годовую стипендию для ученика Шарлэндской школы. Начались сложные рассуждения, как почтить память бывших учеников. И над всеми пересудами незримо витало имя Фрэнка Бартли – вслух об этом не говорили, но каждый знал: его имени на памятнике не будет. Деревня раскололась. Не переставали ходить слухи, будто его расстреляли напрасно, по ошибке. Одни говорили, что он такая же жертва войны, как и остальные погибшие, и что до́лжно чтить его память. Другие противились и заявляли, что не потерпят упоминания его имени рядом с именами своих близких.

На прошлом собрании комитета по этому поводу разгорелся такой спор, что она чуть было просто не вышла из комнаты – удержало лишь то, что как раз ее семья оказалась так тесно замешана в эту историю. И бездействие Энгуса чертовски все усугубило. Кто знает, вдруг его вмешательство помогло бы…