Шепард снова осушил стакан и еще раз его наполнил. Девлин ждал продолжения.
– Это было дело рук некоего китайца. Джереми избил его на улице и, надо думать, унизил. Узкоглазый вернулся мстить. Обнаружил моего брата в съемном номере над таверной: тот дрых пьяным сном. Схватил с туалетного столика пистолет Маргарет, приставил дуло к виску спящего – и готово! Китаеза, понятное дело, попытался сбежать, да сглупил. Добрался только до конца набережной. Сержант полиции сбил его с ног и препроводил в тюрьму той же ночью. Судебное разбирательство назначили на дату шестью неделями позже.
Шепард снова осушил стопку до дна. Девлин глазам своим не верил: он никогда не видел, чтобы начальник тюрьмы пил, – вот разве за трапезой или в медицинских целях. Видимо, смерть А-Су выбила его из колеи.
– Суду полагалось пройти как по нотам, – продолжал тюремщик, наливая себе четвертую стопку. Лицо его заметно раскраснелось. – Во-первых, подозреваемый был китаеза, понятное дело. Во-вторых, он имел веский повод желать зла моему брату. В-третьих, он не знал ни слова по-английски и не мог защищаться. Ни у кого не осталось ни тени сомнения в том, что китаеза виновен. Все слышали выстрел. Все видели, как он ударился в бегство. Но тут на свидетельскую трибуну поднимается Маргарет Шепард. С недавних пор моя жена, прошу не забывать. Мы были женаты меньше месяца. Она садится – и заявляет вот что. Говорит, китаец ее мужа не убивал. Ее муж-де сам покончил с собою, а она-де об этом знает, потому что своими глазами видела, как он свел счеты с жизнью.
Девлин задумался, а не подслушивает ли Маргарет Шепард из-за двери.
– Ни слова правды в том не было, – рассказывал тюремщик. – Все – чистой воды выдумка. Она солгала. Под присягой. Она опорочила память покойного мужа – память моего покойного брата! – назвав его самоубийцей… и все того ради, чтобы спасти дрянного китаезу от заслуженной кары. Его бы точно вздернули. Ему полагалось качаться в петле. Он совершил преступление – и ушел безнаказанным.
– Почему вы считаете, что ваша жена сказала неправду? – осведомился Девлин.
– Почему я так считаю? – Шепард снова потянулся к бутылке. – Мой брат не из тех, кто способен наложить на себя руки. Вот почему. Еще плеснуть?
– Будьте так добры, – согласился Девлин, подставляя стопку. Отведать виски ему доводилось нечасто.
– Вижу, преподобный, что вы сомневаетесь, – промолвил Шепард, наливая. – Но иначе просто не скажешь. Джереми не из тех, кто способен наложить на себя руки. Не больше, чем я.
– Но с какой стати миссис Шепард лгать под присягой?
– Она в него втюрилась, – коротко пояснил Шепард.
– В этого китайца, – уточнил Девлин.
– Да, – подтвердил Шепард. – В покойного мистера Су. У них в прошлом что-то такое было. Сами понимаете, я ничего подобного не ждал. Но к тому времени, как я это выяснил, мы уже были женаты.
Девлин снова пригубил виски. Собеседники надолго замолчали, вглядываясь в призрачные силуэты домов напротив.
Наконец священник обронил:
– Вы не упомянули Фрэнсиса Карвера.
– А… Карвер, – откликнулся Шепард, взбалтывая содержимое бокала. – Да.
– Он-то как связан с мистером Су? – подсказал Девлин.
– У них в прошлом вышла какая-то ссора. В торговле чего-то не поделили.
Все это Девлин уже знал.
– Да?
– Я приглядывал за Су со времен той истории в гавани Дарлинг. Нынче утром мне сообщили, что он купил револьвер у поставщиков на Кэмп-стрит, и я тотчас же запросил ордер на его арест.
– Вы готовы арестовать человека только за то, что он купил револьвер?
– Да, если знаю, что он собирается с этим револьвером сделать. Су поклялся убить Карвера. Клятву дал, говорю. Я понимал, что, когда он наконец-то настигнет Карвера, смертоубийства не избежать. Как только мне стало известно про револьвер, я поднял тревогу. Я установил слежку за гостиницей «Резиденция». Запиской заранее предупредил Карвера. Отдал распоряжение глашатаям с колокольчиками, чтобы объявляли о преступнике по всем дорогам. Я отставал от китайца буквально на один шаг – вплоть до конца.
– А под конец? – осведомился Девлин, выждав мгновение.
Шепард смерил его холодным взглядом:
– Я вам рассказал, как все случилось.
– Либо его жизнь, либо жизнь Карвера – выбора не было, – повторил Девлин.
– Я действовал в рамках закона, – отрезал Шепард.
– Я уверен, что так, – кивнул Девлин.
– У меня был ордер на его арест.
– Я не сомневаюсь.
– Месть, – твердо заявил Шепард, – подсказана ревностью, а не справедливостью. Это эгоистическое искажение закона.
– Месть по определению эгоистична, – согласился Девлин, – но очень сомневаюсь, что она имеет хоть какое-то отношение к закону.
Он допил виски; Шепард после долгой паузы последовал его примеру.
– Мне страшно жаль, что так вышло с вашим братом, мистер Шепард, – промолвил Девлин, ставя стопку на перила.
– Ну да ничего не поделаешь, с тех пор уж много лет минуло. Все прошло и быльем поросло.
– Проходит отнюдь не все, – возразил капеллан. – Мы не забываем тех, кого любили. Не в наших силах их позабыть.
Шепард вскинул глаза на собеседника:
– Вы говорите словно бы на основании личного опыта.
Девлин ответил не сразу. Помолчав, он промолвил:
– Если я что и затвердил на собственном опыте, так только одно: как невероятно сложно понять ситуацию с чужой точки зрения.
Шепард только буркнул что-то себе под нос. Девлин сошел по ступеням в сумрак внутреннего двора; тюремщик проводил его глазами. У коновязи капеллан обернулся и пообещал:
– Я завтра спозаранку пойду в Сивью и начну рыть могилу.
Шепард не двинулся с места:
– Доброй ночи, Коуэлл.
– Доброй ночи, мистер Шепард.
Он дождался, чтобы Девлин завернул за угол тюрьмы, и только тогда подцепил пустые стопки большим и указательным пальцем, забрал бутылку и вошел внутрь.
* * *
Дверь тюрьмы стояла чуть приоткрытой, дежурный сержант устроился у самого входа, с винтовкой на коленях. Он вопросительно приподнял брови, осведомляясь, намерен ли капеллан войти.
– Боюсь, все уже спят, – тихо предупредил сержант.
– Ничего, – также шепотом ответил Девлин. – Я только на минуточку.
Пулю из Стейнзова плеча извлекли, рану зашили. Грязную одежду срезали с тела, вымыли лицо и волосы, переодели юношу в молескиновые брюки и просторную твиловую рубаху, взятые в «Скобяных товарах Тайгрина» под честное слово заплатить на следующий день. Пока ему оказывали первую помощь, Эмери то приходил в себя, то снова терял сознание, бормоча имя Анны; однако, едва он осознал, что врач намерен поместить его в гостиницу «Критерион», напротив полицейского управления, он разом открыл глаза. Он не оставит Анну. Без Анны он никуда не пойдет. Больной так разволновался, что врач наконец согласился ублажить его. Для Стейнза соорудили спальное место в тюрьме, рядом с Анниным; было решено заковать его в наручники, чтоб тот не выбивался на общем фоне. Юноша беспрекословно согласился, лег, протянул руку, коснулся Анниной щеки. Спустя какое-то время глаза его закрылись и он заснул.