Цю Лун воздел руки.
– Не А-Су, – объяснил он. – А-Цю.
– А то я не знаю, кто ты такой! – рявкнул незнакомец. – Именно тебя-то и надо! А ну пошли, живо! Двуколка ждет. Пошли.
– А-Цю, – повторил китаец.
– Да знаю я тебя. Это насчет того золота, что ты намыл на «Авроре».
– Арахура? – не расслышал А-Цю.
– Вот-вот, – кивнул незнакомец. – А теперь пошевеливайся. Тебя вызывает мистер Джон Друган, от имени и по поручению магистратского суда.
* * *
Выйдя из Резервного банка, мистер Друган навестил Харальда Нильссена, в конторе «Нильссен и К°». Комиссионер обнаружился у себя в кабинете, где составлял балансовый отчет для Джорджа Шепарда. Занятие было муторное, и Нильссен порадовался возможности отвлечься – то есть радовался он до тех пор, пока юрист не предъявил ему обгоревшую дарственную с подписями Эмери Стейнза и Кросби Уэллса. От лица Нильссена разом отхлынули все краски.
– Вы видели этот документ прежде? – осведомился Друган.
Но Нильссен был из тех, кто учится на собственных ошибках.
– Прежде чем я вам отвечу, – осторожно отозвался он, – мне бы хотелось узнать, кто послал вас и что у вас за дело ко мне.
Юрист кивнул.
– Справедливо, – признал он. – Девчонка Уэдерелл нынче утром получила этот документ из анонимного источника. Бумагу подсунули под дверь, пока ее хозяйка была в отлучке. Речь идет о кругленькой сумме, и, по всему судя, деньги эти девица имеет полное право положить в свой карман, как вы сами видите. Но уж больно на подставу смахивает. Мы ж не знаем, кто прислал ей дарственную – и зачем.
Один раз Нильссен уже предал Коуэлла Девлина, и дважды предавать его не собирался.
– Ясно, – произнес он с невозмутимым лицом. – То есть вы на мисс Уэдерелл работаете.
– Я со шлюхами не якшаюсь, – резко отозвался Друган. – Я всего лишь пытаюсь разобраться, что к чему. Прощупываю почву, так сказать.
– Безусловно, – пробормотал Нильссен. – Прошу меня простить.
– Это ведь вы занимались распродажей имущества покойного Кросби Уэллса, – продолжал Друган. – Я всего лишь хочу знать, был ли этот документ найден среди его вещей, когда вы явились составлять опись.
– Нет, не был, – чистосердечно заверил Нильссен. – А мы обшарили хижину сверху донизу, уж можете мне поверить.
– Понятно, – кивнул Друган. – Спасибо.
Он встал; Нильссен тоже поднялся на ноги. В этот самый момент колокол на уэслейской церкви прозвонил без четверти пять.
– К слову сказать, какой благородный поступок – это ваше безвозмездное пожертвование, – промолвил Друган, уже уходя. – Ну, в поддержку новой тюрьмы в Сивью. Очень великодушно с вашей стороны.
– Благодарю вас, – язвительно отвечал Нильссен.
– В наши дни и в нашу эпоху нечасто встретишь настоящего филантропа, – похвалил юрист. – Я вами от всего сердца восхищаюсь.
* * *
– Мистер Стейнз?
Ресницы юноши затрепетали, глаза открылись, помутневший взгляд сфокусировался – и остановился на Джозефе Притчарде, что склонился над раненым.
– Ой, да это ж Притчард, – проговорил он. – Аптекарь.
Притчард осторожно протянул руку и сдвинул воротник Стейнзовой рубашки, открыв взгляду почерневшую рану. Юноша не протестовал. Пока аптекарь осматривал рану, Стейнз умоляюще вглядывался в лицо Притчарда.
– Вам удалось кусочек наскрести? – прошептал он.
– Кусочек чего? – посуровел Притчард.
– Смолы кусочек, – объяснил юноша. – Вы ж сказали, что уделите мне малость.
– Я принес кое-что, от чего вам полегче сделается, – коротко отозвался Притчард. – Вы, никак, к опиуму пристрастились? Рана ваша в ужасном состоянии.
– Страсть, она как шип, я ж говорил, – забормотал юноша. – Я выстрела даже не слышал, представляете? Я тогда в гробу лежал.
– Как давно вы здесь? Когда вы в последний раз ели?
– Три дня, – промолвил юноша. – Три дня, да? Как мило с вашей стороны. Вы чрезвычайно добры. Кажется, дело было в полночь. Меня потянуло пройтись.
– Он бредит, – промолвил Притчард.
– Да, – кивнул Тауфаре. – Он умрет?
– Он не выглядит слишком уж изможденным, – отметил Притчард, тронув щеку и лоб раненого тыльной стороной ладони. – Кто-то его, по крайней мере, кормил… или, может, он какими-нибудь отбросами перебивался, уж где бы ни пропадал. Господи! Восемь недель. Этот явно жив не одной только молитвой.
Взгляд Стейнза скользнул поверх Притчардова плеча к Тауфаре, что стоял за спиною аптекаря.
– Маори – самые лучшие проводники, – заулыбался юноша. – Вы преотлично справитесь.
– Послушайте, – промолвил Притчард Стейнзу, вновь прикрывая воротником его рану, – надо перенести вас в двуколку. Мы отвезем вас обратно в Хокитику, чтобы доктор Гиллис извлек из вашего плеча пулю. Как только вы окажетесь в двуколке, я дам вам кое-что, отчего вам полегчает. Идет?
Юноша уронил голову на грудь.
– Хокитика, – пробормотал он. – Анна Магдалина.
– Анна в Хокитике, она ждет вас, – заверил Притчард. – Пойдемте же. Чем скорее, тем лучше. Мы доставим вас в город еще до темноты.
– Он написал для нее арию, – сообщил юноша. – В подарок. А я так и не дал обета.
Притчард взялся за здоровую руку Стейнза, перекинул ее себе за плечо и встал. Тауфаре подхватил юношу за пояс, и так, вдвоем, они вынесли раненого из хижины и погрузили в двуколку. Юноша по-прежнему бормотал что-то невразумительное. Он весь горел, кожа его лоснилась от пота. Его разместили на сиденье двуколки так, чтобы Притчард и Тауфаре, устроившись по обе стороны, не позволяли ему рухнуть вперед, а Тауфаре еще и укутал ноги раненого своим шерстяным пальто. Наконец Притчард извлек из кармана и откупорил склянку с лауданумом.
– Боюсь, лекарство очень горькое, но вам тут же полегчает, – пообещал он и поднес флакон к губам юноши, поддерживая свободной ладонью его затылок. – Вот так, – приговаривал он. – Вот так. Легко пьется, правда? Еще глоточек. Вот так. А теперь откиньтесь назад, мистер Стейнз, и закройте глаза. Вы сразу уснете.
* * *
Покинув Хокитикский суд, Алистер Лодербек устремился прямиком в офис судового агента Томаса Балфура. Он шмякнул своим экземпляром купчей на «Добрый путь» о Балфуров рабочий стол, уселся без приглашения и заорал:
– Том, он все никак не уймется! Этот Фрэнсис Карвер опять за свое! Он станет вымогать у меня деньги, пока я, черт возьми, не сдохну!
Балфуру потребовалось немало времени, чтобы осмыслить эту драматическую тираду, разобраться в подробностях страхования по схеме «защита и возмещение», что распространялась на «Добрый путь», и отважиться наконец предположить, что, вероятно, Лодербеку следует признать свое поражение, по крайней мере в этом раунде. Похоже, Фрэнсис Карвер все-таки взял над ним верх. Неоднозначная подпись – это, безусловно, мастерский ход; оспорить ее Лодербеку будет непросто, а что касается договора страхования на «Добрый путь», так Карвер действительно имеет законное право на эти средства и мистер Гаррити уже санкционировал выплату. Но политик не желал внять разумному совету: он упорно вздыхал, рвал на себе волосы и проклинал Фрэнсиса Карвера. К пяти часам терпение Балфура окончательно иссякло.