Только ждать и смотреть - читать онлайн книгу. Автор: Елена Бочоришвили cтр.№ 33

И вот так, как круги по воде, расходились мои мысли вширь: моего деда расстреляли за то, что он пытался спасти свою жену; моя бабушка, хрупкая интеллигентная женщина, пять лет таскала бревна в лагере в поселке Комсомольске на реке Кундузде; их дети в это время росли как подкидыши, как “набичвари” по разным домам… Я пытался вспомнить хоть одну – одну! – знакомую семью, где бы не было пострадавших от “самого лучшего в мире строя”, и не мог! Во Второй мировой войне погибло двадцать миллионов человек, но и в репрессиях – те же двадцать миллионов советских граждан! Как это называется, когда нет непострадавших? Когда всех подряд?

…Марк все время спал, почти не просыпаясь. Иногда он бормотал во сне какие-то неразборчивые слова, пару раз смеялся чужим отрывистым смехом. Просыпаясь, пил воду большими глотками и опять засыпал. Не ел – раз я накормил его макаронами из картонной коробки “Крафт”, и его тут же вырвало, макароны лезли прямо из носа. Вообще у наркомана, который “перебрал”, лезет отовсюду, не стоит вдаваться в подробности.

Не знаю, какая погода стояла за окном, я не смотрел. Кто-то звонил по телефону, стучал в дверь, я никому не отвечал. Собака Баскервилей иногда неслась вниз на всех парах – наверное, за ней заходил Лоран, – а остальное время торчала у кровати Марка, как и я. Может быть, приходила и “мадам”, не знаю, я больше не думал о том, как встречусь с ней, что скажу. Я вообще ни о ком не думал, кроме как о своем отце.

Когда я уезжал из Тбилиси, очень многие завидовали мне. Там тоже, как и здесь, все решили, что я останусь в Канаде навсегда. Вдруг записывались в друзья те, кто раньше только кивал. Выпрашивали визу. “Мы, грузины…” Сколько людей было готово засохнуть на корню! Никому не завидуйте, засранцы!

На третий день Марк начал приходить в себя. Я поднялся в мансарду – не хотел, чтоб ему было неловко, может, он и не вспомнит, что было. Приоткрыл окно в потолке и наверху, на небе, увидел солн це, впервые за эти дни. Оно протянуло мне луч-руку, я пожал. Ну вот, мой отец когда-то подарил мне детство, а сейчас благодаря ему я становился взрослым.

19

Остаться? Я бросил мать в стране, где стреляют, а здесь мой отец убивал себя сам. Я не знал, что мне делать, кому из них помогать и как. Я думал выпросить совет у своих старичков, но наступил еврейский Новый год, и оказывается, в эти дни нельзя звонить по телефону. И как выговорить фразу: “Мой отец – наркоман”?

Эммочка прислала нам своего шофера – она приглашала на обед Марка с “гостем”, для нее я не был его сыном. Марк сказал, что мы обязательно должны пойти, “вряд ли на следующий год Берни будет с нами”.

Мой отец на удивление быстро поправился: опять много говорил, размахивал руками и сбрасывал чашки на пол. В доме не было ни одной чашки с ручкой! Он по-прежнему принимал тонну лекарств, но теперь не потому, что хотел увидеть розовых слонов, летающих над пляжем, а потому, что ушиб плечо, когда упал с лестницы. С тех самых несчастных пяти ступенек, которые вели в мансарду, комнату без воздуха, где теперь жил я. Марк наносил мне визит, и вот… Его неуклюжесть была просто потрясающей! До сих пор не знаю: прыгнул мой отец с моста в Москву-реку или свалился?

Мы пошли из французского Утремо в английский Вестмаунт в гости к Бергам, пешком. Прогулка по меньшей мере на час, но ни я, ни Марк не спешили садиться за руль. Мы шли по улице Бернар, где полно ресторанов. И опять солнце светило вовсю и не грело, но столы все еще накрывали на “свежем воздухе”. Белые скатерти, звон бокалов, по-летнему яркие платья, ножки без чулок. Я снова чувствовал себя счастливым – без причины, просто так.

Марк встречал знакомых. Какой-то журналист из местной французской газеты сидел за чашкой кофе и держал перед собой развернутую газету: читал собственную статью! Марк похвалил его, хотя, конечно, он скидывал газеты туда же, куда и письма: “Прощай – до сви-да-ни-я!”

“Ты увидишь, – смеялся Марк, – в Вестмаунте мы встретим такого же самовлюбленного кретина с английской газетой в руках!”

Я не понимал, как можно справлять Новый год, когда на улице бабье лето, и вообще, где лютый канадский мороз? Марк долго и пространно объяснял мне, почему этот праздник наступил сейчас, а хорошую погоду он “заказал” специально для меня, а потом объяснял, что Бога нет и он в него не верит, а вот в Советском Союзе сумели победить религию, только мы, идиоты, разрушили эту страну…

– Эммочкины девочки – красивые? – перебил его я.

– Нет, – ответил Марк.

Марк тут же переключился на рассказ о семье Бергов. Старшая дочь сидела на вечной диете, и ее ничего больше не интересовало. Много раз выходила замуж – за кого-то шла толстой, за кого-то худой, а конец всегда был один. Потом сыновья – “вечные дети”, никто не работал, не все окончили школу, ни одного университетского диплома на большую семью! Все пятеро с нетерпением ждали наследства: в прошлом году, когда Берни поставили диагноз “болезнь Альцгеймера”, они объединились, чтобы отстранить отца от управления компанией, но об этом узнала Эмма, и…

– А младшая? – нетерпеливо перебил я. – Она похожа на мать?

– Что ты! – вскрикнул Марк. – Эммочка – красивая женщина и умная! А ее младшей дочери никто не назначает свидание дважды, я уверен, что она девственница.

– Разве в Канаде есть девственницы? – искренне удивился я и вспомнил Нинку, “не надо туда!”.

– Она – последняя девственница в Канаде, – уверенно сказал Марк.

Я остановился и поднял голову. Солнце висело на небе, как мандаринка на дереве.

– Пусть на меня не рассчитывают! – объявил я. – Я свой план еще при советской власти выполнил!

– Никто тебя в расчет не берет! – успокоил меня Марк. – Им нужен не мужчина, а партия! А ты неизвестный и бедный, и папа твой бедный, понабрал долгов выше головы, не станут же Берги ждать, пока ты станешь знаменитым и богатым?

Мы поднимались все выше на гору Монт-Рояль, и ему становилось трудно дышать. Дома здесь были больше и красивее, чем внизу, и садики перед ними шире. Ни одного небоскреба! Можно, оказывается, прожить почти месяц в Монреале и не увидеть ни одного, даже нижайшего. Мы прошли за железную ограду по длинной дорожке с фонарями и приблизились к прозрачным дверям.

– Сандро, – вдруг обернулся ко мне Марк, – пожалуйста, не говори, что твоего деда расстреляли! И что он подделал документы! И что бабушка красила яички на Пасху!

И добавил: “Не поймут!”

20

Вот она, обыкновенная история эмигранта: все всегда начинается с нуля. Берни Берг с десяти лет помогал своему отцу-сапожнику, а в двадцать два года купил маленький обувной магазин. Это Берни придумал предлагать покупателям вторую пару обуви за полцены, и люди пошли расхватывать все подряд! Он начал давать “подарочек с покупочкой”. Потом он открыл обувной магазин в другом районе города, но под тем же названием, чтобы все узнавали, а Эмма там продавала чулки… Родители Марка повстречали Берни, когда он подыскивал себе зимнюю квартиру во Флориде, а через пару лет – на Манхэттене. Окли занимались недвижимостью в Нью-Йорке, они помогли ему заключить сделку. Когда Марк переехал из Америки в Канаду, в знак протеста против войны во Вьетнаме, хотя в армию его и не призывали, Берги приютили его на первую неделю…