– Теперь я понимаю. Ты чуть не изменил всю историю.
– Каким образом?
– Я была дома.
– Нет.
– Да. Я пришла за вещами. Я приняла душ и складывала барахло в сумку, полуголая, как вдруг услышала твой голос за дверью. Не знаю, с кем ты там говорил. Я испугалась, схватила сумку и залезла в гардероб, и тут ты вошел. Мы чуть не столкнулись. Ты стоял в полушаге от меня и с кем-то разговаривал.
– Ни с кем я не разговаривал.
– Но я слышала, как вы говорили.
– Ты ничего не могла слышать, потому что он не умеет говорить.
– Ты только что сказал, что с тобой никого не было.
– Да, кроме кота.
– Зачем ты пришел с котом?
– Ты кое-чего обо мне не знаешь.
– Чего же? – с интересом спросила Бабочка.
– У меня есть воображаемый кот.
– Да брось.
– Правда.
– Ты врешь.
– Нет.
– Он всегда был?
– Нет. Появился лет восемь или десять назад.
– И как же у тебя завелся воображаемый кот?
– Это долгая история. Но завести его может практически каждый.
– Каким образом?
– Просто думай о коте.
– Я думаю.
– Примерно так Кот и выглядит.
– Его зовут Кот?
– Да.
– Ну ты псих, Бен Констэбл. Я люблю тебя.
– Спасибо. Кстати о психах, на себя посмотри. Ты держишь меня тут несколько дней. Я хочу домой, в душ, как следует поесть, лечь в собственную постель. Отопри дверь, Бабочка. Нельзя сажать людей в клетку, нельзя их убивать.
– Вариантов нет, Бен Констэбл, – сказала она. – И разговоры не помогут.
Несколько мгновений она светила мне в лицо, а потом выключила фонарик и ушла.
Отросшая щетина колола шею, и я больше не страдал от голода. Теперь я хотел пить. Мечтал о воде. Когда я не спал, то разговаривал с Котом. Он составлял мне компанию и был внимательным слушателем. Я пытался объяснить ему положение Бабочки, и он признал, что ситуация сложная, но помочь ничем не мог. Мы вспоминали места, в которых побывали, и я рассказал Коту, куда еще хотел бы съездить. Мы много путешествовали. Я сказал: хотя я и не знаю, какой сегодня день, но, вероятно, Беатрис успела уже приехать и уехать. Наверное, она сочла меня грубым из-за того, что я не отвечал на письма и звонки, как будто игнорировал ее. Интересно, захочет ли она и дальше поддерживать связь. Но что толку гадать? Одни события происходят, другие нет. Я принял молчание Кота как знак согласия.
Я подумал, не заняться ли зарядкой, но поскольку не знал, когда меня в следующий раз будут кормить, то решил, что лучше поберечь энергию. Возможно, Бабочка предоставит пленнику умирать от жажды. Сколько человек способен продержаться без воды? Недолго. Дня два, кажется. Иногда я просто с ума сходил, а иногда обретал необыкновенную ясность рассудка. Я вспомнил себя в четыре года.
Когда мне было четыре, я потерялся в большом магазине. Мыльный пузырь лопнул, и вполне понятный в обычное время мир покупок превратился в бесконечные проходы, умопомрачительно одинаковые, с диодными лампами и серыми виниловыми полами, уходившими в никуда. Адреналин бурлил в моих жилах, и все направления перестали существовать. В другой раз я заперся в шкафу, в котором ручка была только снаружи. Абсолютный мрак удивил меня. Дверь не открывалась, и радость открытия переросла в панику. Я издал нечеловеческий вопль скорби.
Я предвидел собственную смерть.
Глава 27
Конец
– Просыпайся, – сказала она.
Решетка была открыта, на полу рядом со мной стоял кувшин воды. Бабочка держала в одной руке фонарик, а в другой пистолет.
– Просыпайся, Бен Констэбл. Пора идти.
Я глотнул воды прямо из кувшина.
– Ну же, – поторопила она.
– Сейчас возьму сумку.
Открывая дверь, она заставляла меня отходить – и снова запирала замок за моей спиной.
– У тебя есть сигареты? – спросил я.
– Нет. Можно одну из тех ирисок?
– Да. – Я полез в сумку, достал коробочку и протянул Бабочке.
– Их две. Одну тебе, другую мне.
– Я не люблю миндаль. Я сохранил твои конфеты просто на память.
– Ладно. Теперь послушай. Ты пойдешь впереди, я буду указывать направление. Что бы ни случилось, не оборачивайся. Договорились?
– Я тебе кто, Орфей?
– Делай что говорят, от этого зависит твоя жизнь.
Кажется, я не поверил. Я вообще больше ничему не верил.
Бабочка шла за моей спиной вплотную, светя фонариком по сторонам. Я подумал, что можно быстро обернуться и выхватить у нее пистолет, но решил, что не стоит шутить с вооруженными людьми. Поэтому я медленно шел вперед; нужно было размяться и согреться, прежде чем идти нормальным шагом. Спустя некоторое время я протянул руку назад и остановился. Я хотел, чтобы Бабочка ее пожала. Что-то вроде оливковой ветви.
Давай уйдем вместе. Все хорошо.
Она толкнула меня пистолетом в спину.
– Не останавливайся.
Через рубашку я почувствовал, как дуло касается позвоночника, и кое-что понял.
Мы молча сворачивали то направо, то налево, и спустя некоторое время, десять или двадцать минут, оказались в зале с семью выходами.
– Я знаю это место, – произнес я.
Она фонариком указала на нужный проем. Я слышал, как она идет. Мы подошли к винтовой лестнице с тридцатью ступеньками, и я поднялся. Бабочке, казалось, приходилось труднее, чем мне. Все это время я находился вне поля ее зрения и легко мог убежать. Я знал дорогу. Бабочка лишь притворялась злой.
Она с трудом брела позади.
– В чем дело? – спросил я.
– Ни в чем, – ответила Бабочка, сдерживаясь, чтобы голос не дрожал.
Я пошел дальше, она за мной. Но луч фонарика больше не обгонял меня. Бабочка отставала.
– Бабочка, поживее, – сказал я и сделал еще несколько шагов, а затем понял, что она остановилась. Я прислушался и услышал, как она тяжело дышит. Бабочка шмыгнула носом. «Что ты затеяла? Что это за план с пистолетом и темными туннелями?» Она привалилась к стене и вновь шмыгнула носом. Бабочка плакала. Она соскользнула на пол, и свет погас.
– Бабочка!
Она не ответила. Я слышал, как она тихо всхлипывает и быстро хватает ртом воздух.
– Бабочка!
Тишина.
– БАБОЧКА!