Он посмотрел на меня, потом сказал:
– Увидишь, скоро дела пойдут лучше.
– Лучше? Италия – мертвая страна, – сказал я. – Что ты хочешь от мертвеца? Остается только предать его земле.
– Никогда не знаешь, как все обернется, – сказал он, – никогда нельзя загадывать.
– Может, ты и прав, нельзя загадывать.
Я знал его с детства, он всегда защищал меня ото всех, хоть я об этом не просил. Он защищал меня в 1933-м, когда меня приговорили к пяти годам, защищал, когда меня арестовали в 1938, в 1939, в 1941-м, он защищал меня от Муссолини, от Стараче, от Мути, от Боккини, от Сенизе, от Фариначчи; я был глубоко и сердечно благодарен ему, несмотря ни на какие политические соображения, мне было жаль его; хотел бы и я однажды быть в состоянии помочь ему. Кто знает, может, я смогу помочь ему когда-нибудь. Но теперь ничего нельзя было поделать. Не оставалось ничего иного, кроме как похоронить его. По крайней мере, я был уверен, что его хотя бы похоронят. Имея стольких друзей, можно было надеяться, что его все-таки похоронят.
– Будь осторожен со стариком, – сказал я ему.
– Я знаю, он ненавидит меня. Он ненавидит всех. Иногда я спрашиваю себя, не сошел ли он с ума. Ты думаешь, еще можно что-то сделать?
– Пожалуй, уже ничего не поделаешь. Слишком поздно. Ты должен был что-то предпринять в сороковом, чтобы не дать ему втянуть Италию в эту постыдную войну.
– В сороковом? – переспросил он и рассмеялся так, что мне это не понравилось. Потом добавил: – Война могла сложиться иначе.
Я молчал. В моем молчании были печаль и настороженность, он уловил это и сказал:
– Я не виноват. Это он захотел войны. Что я мог сделать?
– Уйти.
– Уйти? А потом?
– Потом? Ничего.
– Это не помогло бы, – сказал он.
– Это не помогло бы, но ты должен был уйти.
– Уйти, уйти. Всякий раз, когда мы говорим об этом, ты повторяешь одно и то же. Уйти! А потом?
Галеаццо отпрянул от меня и скорым шагом направился к зданию клуба, остановился на пороге и вошел.
Я остался, прошелся по полю и тоже вошел в клуб. Галеаццо сидел в баре между Сиприен и Бригиттой, рядом расположились Анна Мария, Паола, Мария, Жоржетт, Филиппо Анфузо, Марчелло дель Драго, Бонарелли, Бласко д’Айета и молоденькая, незнакомая мне девушка. Галеаццо рассказывал о своем объявлении войны послам Франции и Англии.
Когда посол Франции Франсуа-Понсе вошел в его кабинет в палаццо Киджи, граф Чиано сердечно принял его и сразу сказал:
– Vous comprenez certainement, Monsieur l’Ambassadeur, pour quelle raison j’ai demandé à vous parler?
[479]
– Je ne suis pas très intelligent, d’habitude, – ответил Франсуа-Понсе, – mais cette fois-ci comprends
[480]
.
Тогда граф Чиано, стоя за столом, прочел ему официальную ноту об объявлении войны: «Au nom de Sa Majesté le Rоi d’Italie, Empereur d’Ethiopie»
[481]
и так далее.
Франсуа-Понсе смешался и сказал:
– Alors, c’est la guerre
[482]
.
– Oui.
Граф Чиано был в форме подполковника авиации. Посол Франции сказал:
– Et vous, qu’est-ce que vous allez faire? Vous allez jeter des bombes sur Paris?
[483]
– Je pense que oui. Je suis officier, et je ferai mon devoir
[484]
.
– Ah! Tâchez au moins de ne pas vous faire tuer. Ça ne vaut pas la peine
[485]
.
Сказав это, посол Франции растрогался и произнес еще несколько слов, которые Галеаццо не счел возможным повторить. Пожав друг другу руки, граф Чиано и Франсуа-Понсе расстались.
– Так что же мог сказать посол Франции? – спросила Анна Мария. – Любопытно узнать.
– Очень интересную вещь, – ответил Галеаццо. – Но я не могу повторить ее.
– Бьюсь об заклад, он сказал тебе какую-то дерзость, – предположила Марита, – поэтому ты и не хочешь нам рассказать.
Все рассмеялись, Галеаццо громче всех.
– Он был вправе сказать какую-нибудь дерзость, – ответил Галеаццо, – но на самом деле не сказал ничего обидного. Он был очень взволнован. Дальше Галеаццо рассказал, как принял ноту об объявлении войны посол Великобритании. Сэр Перси Лорейн вошел и сразу спросил, зачем его вызвали. Граф Чиано прочел ему официальную ноту об объявлении войны: «Au nom de Sa Majesté le Rоi d’Italie, Empereur d’Ethiopie» и так далее. Сэр Перси Лорейн внимательно выслушал, стараясь не пропустить ни слова, затем холодно спросил:
– Это точный текст объявления войны?
Гарф Чиано не мог сдержать удивления:
– Да, это точный текст.
– Ah! – воскликнул сэр Перси Лорейн. – May I have a pencil?
[486]
– Yes, certainly, – граф Чиано протянул ему карандаш и лист бумаги с грифом Министерства иностранных дел.
Посол Великобритании аккуратно перегнул лист, отрезал ножом для бумаги гриф, проверил заточку карандаша и сказал графу Чиано:
– Не изволите ли продиктовать мне то, что вы прочли?
– С удовольствием, – ответил граф Чиано, удивившись. Он медленно, слово в слово еще раз прочел ноту об объявлении войны. Когда он закончил диктовать, бесстрастно склонившийся над листом бумаги сэр Перси Лорейн встал, пожал графу Чиано руку и направился к двери. На пороге он задержался на секунду и, не оборачиваясь, вышел.
– Vous avez oublié quelque chose, dans votre récit
[487]
, – с легким шведским акцентом сказала Анна Мария фон Бисмарк.
Галеаццо удивленно и несколько обеспокоено посмотрел на Анну Марию:
– Je n’ai rien oublié
[488]
.