Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Марек Хальтер cтр.№ 58

— Если он хорошо делает свою работу, в чем его можно упрекнуть? Только, что он американец?

— Только американец — это немало. Америка — самое отвратительное место на земле. Всем известно, что это такое и как они там живут.

— Но он-то там больше не живет. Он здесь, людей лечит. Он не просто оборудование привез, он по-настоящему помогает. Похоже, ему даже нравится жить здесь, с нами.

Левин будто отмел эти рассуждения движением руки:

— Для того чтобы ему доверять, этого мало. Таким типам доверять нельзя. Дело в личных качествах… Шныряет туда-сюда. Никогда не знаешь, где он сейчас. Сюда пробрался? Пробрался. А театр закрыт. Все помещения открываются только для плановых репетиций, а для всех остальных — вечером. Нету этому типу сюда хода, а он, видишь ли, вошел, как к себе домой. Чего он тут искал?

Стоя посреди сцены, Левин в упор смотрел на Марину. Он снова стал человеком, привыкшим выходить победителем из словесных дуэлей.

Марина несмело заметила:

— Может, это типично американский дефект? Им нравится разглядывать актрис вблизи. Как в Голливуде.

Она улыбнулась, чтобы смягчить насмешку. Поколебавшись, Левин взял себя в руки и тоже решил пошутить:

— Возможно. Американцы ведь морально деградируют — это не секрет.

Он схватил газету, посмотрел на хорошо знакомую фотографию, потом скомкал «Биробиджанскую звезду» в шарик и швырнул за кулисы.

— Приходится признать, что наш фотограф бездарен. В жизни ты намного красивее, поверь мне.

Шаль снова соскользнула, и Левин осторожно натянул ее на Маринино плечо. Его жесты стали более откровенны. Он вновь обрел повадку красавца Матвея Левина, уверенного в себе и своей власти, и пригласил Марину выпить в его кабинете горячего чаю.

И вот теперь Марина слушала Надю:

— Мистер доктор Эпрон не все время проводит в новой больнице. Когда ему вздумается, он может исчезнуть где-то в тайге. Даже в снежное время. Навещает больных в богом забытых деревнях. Возвращается с сумками еды — так люди довольны, когда он к ним приезжает. Он хочет провести перепись всех больных в районе, от Амура до холмов Лондоко вдоль железной дороги, тогда больница сможет планировать госпитализацию заранее, а также обеспечить себя вакциной от малярии и других болезней, которые переносятся комарами. Бабушка Липа над ним смеется. Она говорит, что в Приамурье распространена только одна серьезная болезнь, и доктор в одиночку с ней не справится.

Надино радостное настроение передалось Марине.

— Он получил от обкома грузовичок… Прошлым летом сам съездил в Хабаровск и вернулся на новеньком ЗИСе. Видела бы ты лицо Матвея! Зощенко вообще с ума сошла. Тут месяцами трактора ждут. Клитенит да и другие были уверены, что мистер доктор просто своровал его в каком-нибудь колхозе. Орали на него: «Ты, американец, признавайся, где ты его украл!» А тот: «Не крал я ничего! Все нормально, все официально: подарок секретаря обкома больнице Биробиджана!» Когда Надя начинала подражать акценту американца, ее тут же душил смех. Представляя себе эту сцену, Марина веселилась вместе с Надей.

— Зощенко позвонила секретарю в Хабаровск. А ей и говорят: «Все в порядке, товарищ. По решению секретариата ЗИС-51, номер такой-то предоставлен в распоряжение вашей новой больницы. Распоряжение подписала секретарь обкома товарищ Приобина. Поздравляем вас!»

— И как Эпрон этого добился?

Надя покраснела и закусила губу.

— Не знаю, правда ли… В диспансере девчонки говорили…

— Надя…

— Эта Приобина, секретарь обкома с начала войны, она, кажется, еще похотливей Зощенко. Кладет глаз на всех мало-мальски симпатичных мужиков. А уж когда мистера доктора-то увидела…

— Он же американец.

— И деньги у него в сумке тоже были американские. И много, наверно. «Вклад еврейской эмиграции в борьбу с врагом!» — сказала мадам Приобина.

От смеха Надя не могла говорить. Можно было и не продолжать: Марина подобные истории в Москве выслушивала десятками.

В один из следующих вечеров, готовя ужин вместе с Бэллой и бабой Липой, Марина заявила, что ей необходимо как можно быстрее освоить идиш. И надо найти кого-нибудь, кто бы согласился ее учить.

— Мне быстро надо выучиться. Весной я хочу играть в театре на идише.

Женщины над ней посмеялись.

— Времена меняются… Не так давно и речи быть не могло, чтобы играть по-русски, а сегодня все наоборот. В обкоме будут довольны, что ты по-русски играешь. Ты ведь знаешь, что идиш больше не является нашим официальным языком.

— Театр — это другое. Я не для того приехала, чтобы играть на русском. Это смешно.

Бэлла и баба Липа молча посмотрели на нее. Бэлла сполоснула и вытерла руки. Баба Липа снова принялась перемешивать в миске муку и гусиный жир с теплой водой. Марина подумала, что может угадать их мысли. Она все еще была здесь новенькой, эта женщина, приехавшая из Москвы и поселившаяся в закрытом для въезда Биробиджане с разрешения Левина и комитета. Ее поселили в их доме, не спросив их мнения. Бэлла и баба Липа не были романтически настроенными молодыми девчонками вроде Нади. Жизнь научила их осторожности. Они против Марины ничего не имели, но все же ее опасались. По их мнению, Марина вполне могла постукивать начальству. Такова жизнь. На их месте Марина думала бы то же самое. Так уж сложилось в стране победившей революции, что никто никому не доверял. Доверие здесь надо было заслужить. Кроме того, Марину мучило, что она на самом деле лгала. Она бы дорого заплатила за возможность признаться Бэлле и бабушке Липе: «Я приехала сюда, чтобы спрятаться. Я не настоящая еврейка, но обещаю сделать все, чтобы ею стать!»

Но она лишь улыбнулась и произнесла со всей возможной искренностью:

— Соломон Михоэлс меня сюда послал не для того, чтобы я, еврейка, не пользовалась идишем. Я обещала ему выучить язык.

Бабушка Липа удивленно покачала головой, кашлянула, очистила с пальцев налипший жир и только потом проговорила:

— А почему бы тебе не попросить помощи у других актеров? Я их сто лет знаю. Это их родной язык, они на идише дышат, и лучших учителей тебе не найти. Я уверена, что они с радостью будут тебе помогать.

— Я на это и надеялась. Но они все еще в Хабаровске.

— Так их гастроли еще не кончились? С нового года? И что они там околачиваются? Возвращаться не хотят?

— Мы бы могли сами помочь, — осторожно произнесла Бэлла, присев около бабы Липы. В ее глазах блестели слезы. Она вытерла их влажной тряпкой. — Мойша бы наверняка помог, — добавила она тихо. — Но ведь и ты это можешь, баба Липа.

Старуха что-то проворчала вместо внятного ответа, продолжая неотрывно смотреть на Марину. Ее морщинистые веки тяжело нависали над серо-зелеными глазами, которые с годами стали похожи на два упругих, но прочных шара; обычно холодные как лед, они порой внезапно начинали излучать нежность, будто принадлежали совсем юной особе. Она с сомнением поджала губы и снова молча принялась за работу, добавляя в тесто мелко нарезанную рыбу и лук. Бэлла не настаивала, и Марина поняла, что ей тоже лучше не продолжать. Все трое долго скатывали ладонями шарики «гефилте фиш». И тут бабушка Липа произнесла: