Дураки умирают первыми - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Панов, Виктор Точинов cтр.№ 79

— Вы слегка не похожи… — сказала Света, ни на секунду не поверив.

— И тем не менее… Мы, по сути, именно сиамские близнецы. Но не физические… если вы понимаете, о чём я.

— Не понимаю.

— Оно и к лучшему.

«Ну и день выдался, близнец на близнеце сидит, близнецом погоняет…

Но один из близняшек, есть такое подозрение, здесь не работает… Он здесь лечится…»

* * *

Выследить «корову» оказалось легче лёгкого.

Стойло у неё было в таунхаусе на Кузьминском шоссе, в семи минутах езды от Аграрного университета, где корова зарабатывала себе на комбикорм. По прямой, один поворот, снова по прямой — приехали. Ребёнок бы справился.

Сложилось всё как нельзя лучше: в апартаменты отдельный вход с улицы, не придётся рыскать, отыскивая нужную квартиру.

Припарковавшись поодаль, Мишель разглядывала таунхаус и размышляла о чуть осложнившемся плане действий. Она не имела понятия, поджидал ли Лео корову в стойле или заявится позднее. Стоило бы, конечно, выждать, последить, но Мишель хотелось действовать немедленно. Решила: пойдёт и позвонит в дверь. Если откроет кобель, модус операнди понятен. Но если откроет корова… Тут не надо пороть горячку, надо выяснить, одна ли она дома, и если одна, извиниться и удалиться. Иностранка ошиблась адресом, обычное дело.

Мишель рассуждала логично, но сомневалась, что удержится, когда увидит довольную рожу коровы и её колыхающееся вымя… Может и не выдержать, врезать с порога.

Она позвонила, дверь открыли после долгой-долгой паузы, и всё сразу пошло не так. Лицо русской не выглядело ни довольным, ни даже нейтральным: красные припухшие глаза, влажные губы и нос, платок в руке — полное впечатление, что она только что горько рыдала, затем наспех вытерла слёзы и пошла открывать.

Мишель не успела ни ударить, ни приступить к разведке. Корова промычала что-то непонятное сдавленным голосом и убежала. Мишель, чуть помедлив, двинулась следом.

На первом ярусе располагались кухня, гостиная и санузел. В кухне — никого, из санузла доносятся рыдания. На низеньком столике гостиной горделиво возвышается нарядная бутылка водки, явно подарочная и явно только что открытая: колпачок отвинчен и лежит рядом с пустым стаканом, на донышке которого видны несколько капель. А с другой стороны стакана валяются две вырванные из блокнота страницы, две записки: одна гладкая, вторая — мятая, скомканная и затем расправленная.

И до Мишель начало доходить…

…Сорок минут спустя водка в бутылке болталась у самого донышка, а женщины сидели на диване и оживлённо беседовали, несмотря на то что одна не владела русским, вторая — французским, а английский же у обеих был на троечку. Но понимали одна другую они с полуслова.

— Ты очень красивая, Мари, настоящая русская красавица, — говорила Мишель. — Как он мог тебя бросить?! И как он мог бросить меня?!

— И ты красавица… — Всхлип. — Настоящая… — Всхлип. — Очень милая… А он урод, слепой урод…

Подарочная бутылка иссякла, но тут же на столе появилась другая, с мартини, после водки, конечно, не совсем то, но какой задушевный разговор возможен без налитого бокала?

Дзинькнул ноутбук Марии, извещая о поступившем письме, — не первый раз уже дзинькал, но собеседницы не обращали внимания, увлечённые разговором, а тут «русскую красавицу Мари» осенило:

— Давай напишем ему письмо?

— Электронное?

— Матерное.

— А это мысль!

Мария перенесла ноутбук за столик, открыла и недоумённо уставилась на экран.

— Э-э…

Мишель заглянула через плечо новообретённой подруги без всякого любопытства, всё равно ничего не понять в кириллических закорючках… Но, к удивлению своему, поняла. Всё поняла.

Три письма, вернее, три копии одного и того же письма, поступившие с десятиминутными интервалами, были озаглавлены одинаково: Pour Michelle Leroux.

Или, переведя на кириллические закорючки: «Для Мишель Леру».

* * *

— Почему вы называете меня «госпожа»? — спросила Света, с любопытством оглядываясь вокруг.

Помещение было невелико по размеру, ничем не напоминало палату психиатрического отделения и, похоже, предназначалось лишь для работы: нет ни кровати, ни дивана, ни иного предмета меблировки, на который можно прилечь. Зато есть два рабочих стола. Тот, что поменьше, буквально утонул в рукописях — увязанных в пачки и рассыпающихся отдельными листами, — настолько тонул, что старомодная пишущая машинка едва виднелась сквозь бумажные барханы.

А на большем столе поблескивала металлом любопытная конструкция.

— Я называю вас так согласно… Нет! Не трогайте!!

Света отдёрнула руку и недоумённо посмотрела на Питера: столь сильное проявление эмоций он позволил себе впервые.

— Что это?

— Да как вам сказать…

На столе стояла большая игрушка, которую Света не раз видела в офисах и дома у знакомых. Как та называется, запамятовала, а может, и не знала никогда, но суть проста: стоит на подставке маятник со вложенным в него гироскопом, маятник качается, гироскоп вращается, подшипники хорошие, сила трения минимальная, и приведённое в движение устройство качается-вращается очень долго, в безуспешной попытке изобразить вечный двигатель… Да, кажется, именно «вечными двигателями» как раз они и называются.

А людям предлагается медитировать и восстанавливать душевное спокойствие, наблюдая за монотонно движущимися деталями.

Примерно такая же игрушка стояла на втором столе, только в разы больше размером и на порядки сложнее. Множество маятников и гироскопов самого разного размера и вида… И ещё какие-то детали с неизвестными Свете названиями, тоже в большом количестве и ассортименте: всё это металлическое изобилие сверкало, вращалось, раскачивалось и приводило в движение соседние детали.

— Это вечный двигатель? В смысле — настоящий? — догадалась Света. — Его нельзя останавливать?

«Предположение логичное и здравое. Где же ещё обитать в наше время изобретателю вечного двигателя, как не в приюте для скорбных разумом?»

— Вечный двигатель невозможен, законы природы не позволяют, — отверг догадку Питер. — Это игрушка Старого, и лучше её не трогать.

— Обидится?

— Он не обижается… Ни на кого и никогда. Но лучше не трогать. — Питер мягко взял Свету за руку. — Случались нехорошие прецеденты. Давайте, госпожа, присядем вот здесь, подальше от неё.

Присели возле стола, заваленного бумагами.

Старый, словно речь шла не о нём и не его игрушке, даже не поворачивался в их сторону. Сидел на низенькой табуретке возле распахнутой печной дверцы и смотрел на языки пламени. Или не смотрел — сказать трудно.

— Почему он всегда в тёмных очках?