Фантомная боль - читать онлайн книгу. Автор: Олег Рой cтр.№ 15

– Конечно-конечно, – довольно устало согласился Он, словно бы смирившись с моей «непонятливостью». – Милая девочка Сонечка. Если бы не она, ты за все девять дней вообще не вспомнил бы, что в жизни есть что-то кроме вечеринок под названием «в ночь с пятницы на вторник».

– Но… – Я не знал, что возразить, но был уверен, что и без всяких Сонь мог бы встряхнуться и начать новую жизнь.

– Ой, хватит, – прервал мои размышления Голос. – Мы с самого начала обо всем договорились, коней на переправе не меняют, в смысле правила игры уже определены. Если в итоге выберешь золотого мальчика – вперед. Но сейчас ты отправишься в следующее увлекательное путешествие по чужой – ну, или своей – жизни. И вдруг тебе там понравится больше?

– Ну… – замялся я, не зная, что сказать.

– Я сказал «не спорь». – Интонации Его постепенно становились все холоднее и холоднее. – Условия обозначены, меняться ничего не будет. Так что расслабься и постарайся получить удовольствие. А то профукаешь очередную попытку так же, как первую.

– Почему… разве я ее профукал? – растерялся я. – Я же все помню.

– Помнишь. Зато там, – Голос сделал паузу, – моментально все забыл. Выпивка, автогонки, девочки и прочая веселуха. Короче, полное погружение и никакого наблюдения за процессом. Да и погружение-то не полное. Про мать вспоминал только в связи с финансами, разве нет?

– Я чувствовал, что в мозгу как будто какие-то двери закрыты! – Вот тут я возмутился совершенно искренне. В самом деле, что это такое: сам подкручивает гаечки у меня в мозгу и сам же обвиняет меня в том, что я чего-то там соображаю недостаточно отчетливо.

– И даже не попробовал их открыть. – Он не возражал мне. Он просто констатировал факт. Даже не подчеркнув интонацией, печалит ли его этот факт или, к примеру, возмущает. Впрочем, вряд ли Его может возмутить мое поведение, наверняка же Он сверх всякой меры насмотрелся на любые человеческие проявления. – Устроился поудобнее на пассажирском сиденье, а сесть за руль не то что не пытался, даже и мысли не было.

– Ты меня воспитываешь, что ли? – От справедливых, чего уж там, но очень уж равнодушных замечаний Голоса я почти впал в бешенство. – Так я в учителях не нуждаюсь, взрослый!

– Ну да, ну да, – добродушно проворчал Он. – Упрямство, друг мой, штука неплохая. – Он помолчал. – Если правильно его использовать. Через тернии к звездам, и все такое. А если назло маме отморожу уши – это, как оно у вас там называется, чистый детский сад. В общем, как повернуть. Хотя это о чем угодно можно сказать. На своем упрямстве ты мог бы, как вы говорите, въехать прямо в рай, причем построить его себе еще при жизни. А вместо этого предпочитаешь казаться глупее, чем ты есть.

– Значит, все-таки я – подопытный кролик? Или даже пробирка с неизвестным веществом? – Почему-то это предположение меня не слишком обидело. То ли потому, что я высказал его сам, то ли и впрямь «уничижение паче гордости», никогда я не чувствовал потребности разбираться в этих тонких материях.

– Ну почему «неизвестным», – уточнил Он мое сравнение. – Вполне известным, но способным расти в разные стороны. Речь не о химической реакции, а скорее о биологической. Не азотная, к примеру, кислота в пробирке, а несколько бактериальных культур. Может вырасти одна из них, может другая, а могут все сразу. Или не одна.

– И все-таки – почему я? – Мне уже самому становилось неловко за свою настырность, но ответ на этот вопрос меня действительно интересовал.

Голос устало вздохнул:

– Какие ж вы все одинаковые, скучно. Как актеры на кастинге. Толпятся в огромной приемной, из кожи вон лезут, лишь бы заметили. А когда режиссер наконец кого-то выбрал, счастливчик со слезами на глазах начинает вопить: «За что мне такое счастье?» – Он хмыкнул. – Ну, или «несчастье», в зависимости от личных амбиций и темперамента. А потом, когда время уже на сцену выходить, начинают вместо живой актерской игры деревянных кукол из себя изображать. Манекены. Да еще и скопированные откуда-то.

Я пропустил мимо ушей рассуждение о манекенах, напуганный словом «несчастье»:

– А вдруг я сейчас проснусь бездомным нищим? Или инвалидом?

Мой испуг Его, однако, ничуть не тронул:

– Ну… могу обещать, что олигофреном ты не окажешься. Что же до остального, то… Тебя так пугает физическая немощность? Или финансовая несостоятельность? А как же упрямство? Как же способность к борьбе, к преодолению?

– Что можно преодолеть за девять дней? – усмехнулся я.

– Многое, уверяю тебя, – довольно равнодушно сообщил-подсказал Он.

– Но зачем? Разве невозможна жизнь в радости и счастье, в наслаждении каждым днем? – В сущности, я продолжал задавать все тот же вопрос «почему я?», попутно стараясь обезопасить себя от каких-то совсем уж кошмарных перспектив. Наивный. Нашел с кем тягаться.

Но, кажется, Он воспринимал мою наивность – и все остальное – не более чем источник развлечения. Или все-таки материал для работы?

– Ты, когда был «золотым мальчиком» Мишей, много наслаждался? – Вопрос опять походил на подсказку, только я не мог понять, что же мне подсказывают. – По моим наблюдениям, все больше от похмелья страдал. А когда не от похмелья, то от скуки. Без зимних морозов нет радости от весеннего тепла. И кстати, морозами тоже можно наслаждаться.

– Мазохизм какой-то, – буркнул я.

– Вовсе нет. – Голос звучал все более безразлично, словно Ему надоело со мной возиться. – Будь честным наблюдателем, отбрось затверженные «приятно» – «неприятно». Приятно-неприятно существуют только в твоей голове. Вот «тепло» и «холод» реальны. Причем тепло ничуть не лучше холода, и наоборот. Чтобы растить цветы, лучше тепло, чтобы кататься на коньках, лучше холод. Ну, давай, пора тебе возвращаться в реальную жизнь.

«Не хочу!» Это было последнее, что я успел подумать.

И вновь это странное жутковатое ощущение: словно ныряю с гигантского прибрежного утеса в едва различимый внизу океан или шагаю в разверстый люк самолета, почти не чувствуя, как давит спину парашютный ранец, – падаю в бездну – дыхание перехватывает, солнечное сплетение наливается льдом, сердце вот-вот остановится… кажется, я кричу. Кричу бесконечно долго, я весь – разорванный ветром крик ужаса и восторга, мгновения превращаются в часы, в годы, в тысячелетия…

На самом деле падение продолжается не больше секунды. Уже через несколько мгновений я вновь становлюсь существом из плоти и крови, вновь чувствую себя человеком в человеческой реальности, пока еще, однако, не осознаваемой.

Открываю глаза, но все так же ничего не вижу. Меня окружает тьма, которая, кажется мне, даже еще гуще, чем за сомкнутыми веками. Тьма глухая, вязкая, как строительная смола, которую мы с приятелями жевали в детстве. По спине струится ледяной пот – так вот что Он мне приготовил! Жизнь слепого!

Не-е-ет!

Еще через мгновение тьму начинают разбавлять смутные серые тени, неясные размытые контуры каких-то предметов, едва различимые отблески света.