Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого - читать онлайн книгу. Автор: Константин Радов cтр.№ 61

В Астрахани я намерен был задержаться: военная мощь державы берет начало в тылу. Срам нестерпимый держать войска впроголодь, имея линией снабжения реку, текущую через самые изобильные местности империи. Дабы не утруждать кригс-комиссариат, мои приказчики еще прошлой зимою одновременно с закупкой наличного зерна раздали тысяч двадцать в кредит под будущий урожай. Моралисты зря вооружаются против ростовщических приемов: при правильном использовании они выгодны обеим сторонам. Зная заблаговременно будущий спрос, земледельцы сильно увеличили яровой клин. В устье Камы почти что даром удалось скупить лишние барки из-под демидовского железа (вверх по Волге грузы идут на других судах, кои меньше и легче). С доставкой хлеб обошелся вдвое дешевле прошлогоднего и с двойным же резервом по количеству: коль не случится неожиданностей, избыток пойдет персиянам в обмен на шелк.

Стратегия сей провиантской кампании заслуживала возведения в образец: завод на Ладоге тоже кормился привозом. Мастеровых и подсобных работников более тысячи; с семьями — умножай на пять. Еще больше людей занято в сопутствующих промыслах: вальщики, пильщики, углежоги, смолокуры, возчики, матросы… В сезон толпы мужиков приходили за сотни верст; народу собиралось немногим меньше, чем в Низовом корпусе. Съестное дорожало год от года, на радость хлеботорговцам-перекупщикам. Пришлось задуматься: не взять ли провиантское обеспечение Приладожья на себя? Дощаники отправились вверх по Волге; каждую ватагу сопровождал грамотный приказчик или отпускной офицер, ведущий счет расходам вплоть до медной полушки. Тем, кто доставит груз с наименьшими издержками, обещана была награда. Сей опыт дал минимальную провозную цену от Казани до Тайболы пять с половиной копеек с пуда, вместо двенадцати у подрядчиков! Правда, сии последние, слыша упрек в потере совести, возражали. Дескать, своими крестьянами суда проводить — не то, что наемными людьми, кои вконец обнаглели и плату ломят втридорога. А еще, мол, Ваше Сиятельство изволили с обозом офицеров отправить: такая команда — не то, что обычная артель. Офицер на всю округу страх нагоняет, иначе бы пришлось воеводам, а кое-где и местным крестьянам за вольный проход денежки отсчитывать, двенадцать-то копеечек как раз и вышло б… Ну, с воеводскими поборами есть способ справиться. У купчишек нету, а у генерала точно есть. Вот хитроумство собственных приказчиков беспокоило меня больше.

Быстрый рост дела обернулся ростом воровства. Где взять людей, одновременно грамотных и честных? Как заставить служителей преумножать мое богатство, а не свое собственное? Завод и железоторговая компания — другое дело. Там громадное большинство служителей имели дело с железом, и только единицы — с золотом; неторопливый оборот товара позволял без спешки отобрать, выучить и расставить годных. Теперь же турецкая и персидская торговля требовала дополнительно десятков, а в ближайшем будущем — сотен умелых, верных и надежных агентов. Мелкие хитрости, знакомые любому лавочнику: отдаст ли мальчик-слуга хозяину найденную под прилавком копеечку, — разумеется, употреблялись; роль копеечки исполняли тысячные суммы; но зачастую экзамен не выдерживали все проверяемые поголовно.

Скоро я стал замечать, что повышенную стойкость к греховным соблазнам выказывают адепты двоеперстия. Прежде мое мнение о раскольниках было в высшей степени неблагоприятным. Сия секта виделась скопищем злобных изуверов, обманом вовлекающих крестьян в добровольные аутодафе. Соприкосновения с обитателями Выговской пустыни, многочисленными на Олонецких заводах, побудили смягчить оценки — но какая-то опаска все же оставалась. Естественное сочувствие гонимым уравновешивалось простой, очевидной истиной: если вдруг жертв и палачей Господня воля поменяет местами, новые гонители ересей затмят предшественников жестокостью. Отдельные здравомыслящие люди среди староверов, несомненно, имелись: взять хотя бы их вожаков на Выге, братьев Денисовых. Мне крайне любопытно было услышать, что на самом деле сии расколоучители не простолюдины, а природные князья Мышецкие, ведущие род то ли от саксонских рыцарей, то ли от самого Рюрика. Те же, кто не имел чести быть аристократами (хотя бы и омужичившимися), просто не умели шагу ступить, не демонстрируя свою враждебность ко всему остальному миру. Помню, как незадолго до опалы был в Архангельске в гостях у солидного купца и обратил внимание: объедки собаке давали в серебряной миске. Мне только потом объяснили, что дело не в тщеславии или хвастовстве богатством: посуда после иноверного гостя считается у старообрядцев опоганенной и годной лишь псам. Наверно, моя тарелка тоже стала достоянием купеческого кобеля — этак у цепного стража полный сервиз наберется, на целую свору.

Однако после опалы взаимное отношение переменилось. Сначала едва уловимо: замкнутая община чуть приоткрылась для чужака; молодые ревнители старины начали к графу Читтанову наниматься. Убедившись, что в компанейской службе никто не вопрошает о вере, требуются лишь ум и честность, — юноши из поморских и нижегородских купеческих семей пошли en masse. Думаю, отцы послали их поучиться успеху, будучи косными в религии, но не в коммерции.

Православному негоцианту держать приказчиков-старообрядцев было бы опасно. Русские законы возлагают на хозяина заботу о душах его людей, равно крепостных и вольнонаемных. Привяжутся церковники, обвинят в укрывательстве — без больших взяток не отцепишь. С меня же эти самые взятки — гладки. Папежскую ересь не проповедую, и ладно. А разбираться во внутренних склоках восточной церкви иностранец не обязан. Так что двери в Персидскую компанию оказались для приверженцев старой веры широко раскрыты, и вскоре среди служителей оных набралось едва ли не большинство. Отобрать лучший человеческий материал, построить из живых людей торговую машину, обеспечить исправление и притирку оной, — эта работа требовала моего присутствия в Астрахани. К тому же сей город ближе к России, нежели Баку и Дербент, и новости получаешь в среднем на полмесяца раньше. Новости же приходили такие, что потеря времени могла оказаться роковой.

На севере день ото дня становилось жарче. Эскадра Уоджера стала на якорь перед Ревелем, и адмирал переслал императрице письмо от короля. Георг объявлял, что эскадра послана "для предотвращения опасностей, могущих произойти от русских вооружений". Далее следовали упреки в войнолюбивости, в сношениях с претендентом, и бесцеремонно предписывалось русскому флоту не выходить из гаваней. Тайный Совет устами Екатерины отвечал, что запрещение британского величества для самодержавной государыни ровно ничего не значит, понеже она не зависит ни от кого, кроме единого Бога. Однако флот придержали, отменив даже обыкновенные парусные экзерциции в заливе. Борис Иванович Куракин писал из Парижа, что Англия намерена привлечь к Ганноверскому союзу Данию и Швецию. Парламент ассигновал королю средства на двадцать шесть тысяч британских солдат и на сорок две тысячи субсидиарного войска из шведов, датчан и гессенцев. Собирались потребовать от России, дабы она из балтийских завоеваний удержала земли только до Ревеля, прочее же отдала герцогу Голштинскому в компенсацию за Шлезвиг. В случае отказа упомянутые державы должны были при поддержке Франции объявить войну. Франция, впрочем, не горела желанием им ассистовать — особенно после того, как в должности первого министра герцога Бурбона сменил миролюбивый и не берущий английской пенсии кардинал Флери. Столь явная враждебность британцев не осталась без последствий: вскоре русский посол в Вене Людовик Ланчинский, выслужившийся со времени моего с ним знакомства из секретарей в камергеры, заключил трактат о присоединении царицы к союзу императора с испанским королем.