Я с ужасом смотрю и не знаю, что же теперь делать. Как закрыть эту пустоту, как восстановить целостность его организма? А самое главное, я не нахожу в себе сил, чтобы посмотреть в глаза Лео. И в то же время, продолжая отдавать энергию, я знаю, что если не посмотрю на него сейчас, то, наверное, больше уже никогда…
Глубокий вдох словно огнем раздирает легкие. С трудом подавив зарождающиеся рыдания, я все же отвожу взгляд от его груди. Я и не знала, что все это время он смотрел на меня. Тепло его глаз приковывает. Мы говорим, не произнося ни слова. Он прощается со мной, я знаю, ведь столько тоски сейчас читается на самом дне золотой бездны.
«Ты молодец, – ласкают его глаза. – Все сделала правильно».
– Нет!
Кричу я, потому что вижу, как вмиг истончается его жизненная нить, потому что знаю, что будет дальше, и потому что не готова этого допустить.
Почему я сделала то, что сделала? Странный вопрос, который я задавала себе еще очень долго, боясь даже представить, что было бы, если… Страшное слово «если», ненавижу его! Ненавижу думать о «если» именно после этого дня. С тех самых пор в моей жизни больше не было места никаким «если», сомнениям, сожалениям и неуверенности, потому как это слабость, последствия которой катастрофичны. Но именно в тот момент, когда я с ужасающей ясностью поняла, что жизнь моего любимого мужчины просто оборвалась… я прыгнула. Прыгнула, чтобы схватить эту демонову нить и больше никогда и никому ее не отдать! Стоило моим пальцам сомкнуться на истончившейся, потерявшей свое призрачное сияние нити, как реальность вокруг просто исчезла. Все вокруг погрузилось в густой неосязаемый мрак, а место, где я в этот самый момент оказалась, и вовсе не подходило ни под одно из возможных описаний. Это было простое пустое и черное нигде.
Глава 18
Тьма. Холодная и непроглядная, липкая и всеобъемлющая. Она поглотила меня. Было такое ощущение, что единственная искра, которая еще может существовать самостоятельно в этом мраке, – это мой разум. Он все еще был сам по себе, отдельно от окружающего его безвременья и пустоты. В какой-то момент мне стало казаться, что у меня нет ни рук, ни ног, только рассудок, за который я и продолжала цепляться.
Сама не знаю, когда именно это произошло, но мне вдруг стало казаться, что я куда-то иду по длинному сырому каменному коридору. Будто бы появились ноги, которые механически переступали с места на место. Ладони мои касались сырых и невероятно холодных стен. Только правда ли это? А если так, почему я не слышу собственных шагов? Почему не могу вдохнуть во всю силу легких, чтобы попробовать окружающий меня воздух? И есть ли он тут или это все – проделки моего разума, который подсовывает мне наиболее подходящую галлюцинацию, отчаявшись найти выход из окружающего ничто?
Но я продолжала идти. Шаг за шагом, все дальше в неизвестность, где так холодно. Только вот от холода этого не мерзнет тело, он пробирается куда-то несоизмеримо глубже, вымораживая что-то совсем другое. Кажется, когда-то давно я испытывала нечто подобное? В прошлой, такой далекой жизни, я так же ходила в лабиринте, не зная, смогу ли выбраться и где выход. Вот только с каждым шагом воспоминания отчего-то казались все дальше, все несущественнее. Будто и не со мной все это когда-то происходило. В какой-то момент пришло странное непонимание, как именно я тут оказалась. Зачем пришла? Помнила только, что это было очень важно! Но что конкретно… что-то было… что?
Сколько я ходила в этой промозглой тьме, теряя себя все больше, сказать я уже не могла. Мгновение или вечность? А есть ли разница? Время от времени сворачивая туда, куда уходил этот каменный лабиринт, я запутывалась все больше. Накатывало странное забытье, сменяющееся вспышками отчаяния.
Я уже совсем потерялась, когда с очередным моим шагом над головой вспыхнул совсем крошечный лучик света. Такой тоненький и робкий, что я и заметила-то его не сразу. Но стоило поднять голову, как крошечное пятнышко стало расти, а уже спустя всего пару секунд сквозь образовавшееся отверстие мне протянули руку.
Я приняла ее без толики сомнения, потому как просто не могла не узнать широкую мужскую ладонь с длинными, немного узловатыми пальцами. Когда-нибудь она смогла бы принадлежать отличному кузнецу, но давным-давно этот мужчина выбрал совсем другой путь. И сейчас он нашел меня, когда казалось, что выхода уже совсем нет! Стоило нашим рукам соприкоснуться, как окружающая меня тьма рассеялась, словно и не было ее прежде, а я с трудом могла поверить в реальность происходящего. По глазам ударил яркий дневной свет, волосы тут же растрепал неизвестно откуда налетевший весенний ветерок, принесший с собой дурманящий аромат цветущих яблонь.
– Ну ты и дура, – предельно серьезно сказал Ким, стоило нашим глазам встретиться.
Он продолжал удерживать меня за руку, в то время как я с жадностью рассматривала его облик, полностью проигнорировав слова, сказанные им. Его кудри цвета темного шоколада рассыпались по плечам, и сейчас в них путалось весеннее солнце. Он не выглядел ни уставшим, ни печальным, как обычно, когда я видела его во снах. Сейчас мой брат был зол так, что на самом дне его почти черных глаз разве что молнии не сверкали. Кожа казалась бледнее, чем обычно. Пропала та смуглость, что присуща всем ирэмийцам. Он был одет в легкие черные брюки и белоснежную рубаху с широкими рукавами и манжетами, которую носил почему-то навыпуск.
– Это правда ты? – не сразу сообразив, как вернулись воспоминания обо всем, что произошло с нами за эту короткую и странную жизнь, кое-как совладав с собственным дыханием, спросила я.
Он лишь резко дернул меня за руку, чтобы обнять так крепко, насколько хватило сил.
– Дубина, какая же ты дубина, – прошептал он мне в волосы, так и не выпустив из своей медвежьей хватки.
Я вцепилась в его спину так, что мне казалось: налети сейчас невероятной силы ветер, начнись пожар, я бы уже ни за что его не выпустила.
– Ким, – задыхаясь, прошептала я. – Ты ли это, Ким?
– Да я, кто же еще? – фыркнул он, негромко засмеявшись и все так же не отпуская меня. – Что же ты наделала? Как вернешься теперь?..
– Что ты имеешь в виду? – немного непонимающе спросила я, но стоило мне произнести это вслух, как осознание случившегося тут же всплыло в памяти.
– Ни жива и ни мертва – ушла на Грань, – сказал он, немного отстранившись от меня и заглянув в глаза. – Ты ведь ухватилась за порвавшуюся нить того, кто должен был…
– Что? Ким, подожди, я вспомнила! Мне надо найти его! Понимаешь, я не знаю, как…
– Ты до сих пор держишь его, и ему не перейти, – оборвав меня, сказал брат.
Медленно опустив глаза, я посмотрела на свою руку, в которой, как оказалось, до сих пор сжимала оборванную блекло-голубую нить.
– Но… сколько же времени прошло? – спросила я, с ужасом понимая, что на свои «бродилки» потратила, наверное, не меньше двух суток.
– Время? – вопросительно изогнув бровь, переспросил брат. – Тут его нет. Если ты захочешь, то пройдут года, если нет – то мгновение покажется вечностью. Тебе сложно это понять, да и не нужно, наверное. Но сейчас надо вернуть ее, – указав взглядом на обрывок, зажатый у меня в руке, сказал он. – Иначе и ты, и он застрянете тут. Ты словно якорь повисла на нем, он не идет вперед, ты не вернешься назад…